— У вас крепкая рука, месье, и вы неплохо владеете приемами. Если бы я не успел вовремя упасть, то бой, пожалуй, окончился бы после первого же вашего удара. Надеюсь, что я не причинил вам вреда, иначе мне достанется за это от патрона.
В глубине комнаты отворилась дверь и оттуда прозвучал спокойный, уверенный голос:
— Впустите.
Андре вошел в кабинет комиссара полиции.
Его бывший противник закрыл за ним дверь и остался ждать в приемной.
Художник огляделся.
Справа от него за массивным столом сидел человек в золотых очках. Его вполне можно было бы принять за важного чиновника из министерства.
— Прошу вас, господин Андре, — с утонченной вежливостью произнес он. указывая на стул.
Художник сел.
Он уже перестал понимать, где он и что с ним происходит.
Сержант подает руку оборванцу…
Начальник наглого бродяги — полицейский чиновник в золотых очках…
Андре впервые видит этого начальника, однако тот знает его имя и узнает его с первого взгляда, несмотря на переодевание и грим…
Все это походило на сон.
— Прежде всего. — сказал господин в золотых очках, — я должен попросить у вас прощения за слишком уж бесцеремонный способ знакомства. К сожалению, выбора у меня не было. Для нас обоих очень важно, чтобы никто не знал о нашей встрече, а за вами следят зорко.
— Сегодня за мной следили? — удивился Андре.
— Да.
— Кто?
— Некий Кондель, один из самых ловких шпионов в Париже. А вы думали, что вам удалось замести свои следы?
Андре кивнул.
Незнакомец приветливо улыбнулся.
— Вы напрасно потратили время на переодевание, — сказал он. — Вашим противникам известно, что у вас есть причины следить за господином де Круазеноа?
— Да.
— Значит, они должны были узнать вас, как только вы появитесь поблизости от дома маркиза.
— Вы правы. Как же я сам до этого не додумался?
Смущение художника, похоже, доставляло его собеседнику большое удовлетворение.
— И загримировались вы неудачно, — продолжал он. — Не обижайтесь. Если бы вы собирались играть роль в домашнем спектакле, то все было бы превосходно. Но Конделя так просто не проведешь.
Человек в золотых очках встал, обошел вокруг стола и остановился перед художником.
— Зачем вы покрыли лицо красками, словно индеец? Чтобы вас не узнали, достаточно нанести по два-три штриха мягким грифелем около губ, ноздрей и бровей. Вы позволите?
Он вынул из кармана карандаш и несколько раз прикоснулся им к лицу Андре.
— Теперь взгляните в это зеркало.
Художник посмотрел — и не узнал самого себя. Брови его, казалось, срослись, рот увеличился, нос изменил форму. Злобная, наглая рожа внушала отвращение.
— Вы понимаете, что ваш грим никуда не годился? Кондель вас узнал.
— Откуда вам это известно?
— Он следил за вами, — ответил чиновник, возвращаясь в свое кресло. — Но давайте перейдем к делу. Мне нужна ваша помощь. Потому я и послал своего агента Пало в кабачок, чтобы он затеял с вами потасовку и тем самым дал полицейским возможность привести вас сюда, не вызывая подозрений у Конделя. Кстати, сотрите следы моего карандаша, иначе Кондель обязательно их заметит.
Андре повиновался.
— Кое-что мне уже известно, — сказал господин в золотых очках, вертя в руках табакерку с такой ловкостью, что ему позавидовал бы любой актер, играющий роли капиталистов в Комеди Франсэз. — Жан Лантье, у которого вы поселились, придя в Париж после побега из Вандомского приюта, ручается за вас, как за самого себя. Его зять, доктор Лорилье, клянется, что никогда не встречал более возвышенной души, более твердого характера и более безукоризненной честности, чем у вас.