– Тебе-то какое до него дело, Мхабр? – спрашивал чёрного великана напарник, безногий калека, уроженец южного Халисуна. – Меня на себе тащишь, мало тебе? Ещё его собрался? Да он всё равно не жилец!

Когда-то давно изувеченный, халисунец теперь был способен лишь ползать на четвереньках. Он занимался тем, что начерно обкалывал от пустой породы глыбы и куски златоискра, вырубленные могучим сехаба. А ещё он необыкновенно метко поражал камнями здоровенных наглых крыс, то и дело перебегавших забой. Этих крыс невольники ели.

– Я знаю, что делаю, – всякий раз отвечал Мхабр. – Ты тоже слышал, за что выпороли этого парня и как он держался. Я не стану ручаться, что сумел бы вынести такое без звука! И Боги моего народа не пустят меня в Прохладную Тень, если я буду равнодушно смотреть, как уходит из него жизнь!

Однажды, когда им дали поесть и унесли из забоя факел, что означало разрешение невольникам поспать, чернокожий подобрался к венну и устроил его голову у себя на коленях. Сдвинул, насколько мог, вверх от запястий мешавшие ему кандалы и долго тёр руки, нараспев выговаривая какие-то слова на своём языке. Если бы халисунец мог видеть его лицо, он понял бы, что сехаба принял некое решение – из тех, что стоят недёшево. Но в забое было темно. Отблески света, проникавшие издали, из главного штрека, не позволяли толком ничего рассмотреть, лишь заставляли изломанные жилы искряка по стенам мерцать таинственной зеленью. Тем не менее безногий всполошился:

– Ты что там бормочешь, чёрная рожа?.. Колдовать затеял никак?.. Смотри, обвала нам на головы не нашепчи!

По рассечённым шрамами губам мономатанца блуждала всё та же отрешённая полуулыбка. Он проговорил медленно и торжественно:

– Одиннадцать поколений моих предков были Теми-Кто-Разговаривает-с-Богами. Они умели просить Небо о дожде, а распаханную Землю – о плодородии. Но вся их сила перешла по наследству к моей маленькой младшей сестре. Мне же выпала лишь ничтожная толика. Поэтому я и стал всего только вождём… А теперь, во имя Лунного Неба, которому ты молишься, и шести пальцев славного Рамауры, что первым одолел Бездонный Колодец, – прошу тебя, помолчи! Я и так могу и умею немногое, так хоть ты не мешай!

– Наш Кракелей ничем не уступит твоему Рамауре… – вполголоса пробормотал халисунец. Но всё-таки уважил Мхабра и замолчал.

Поступки чернокожего напарника были понятны ему далеко не всегда. Например, вот эта его возня с веннским мальчишкой. Правду молвить, другие рабы не могли взять в толк, чего ради мономатанец его, бесполезного калеку, всячески поддерживал и защищал. Но это-то как раз было понятно и правильно. А вот нынешнее…

Между тем Мхабр продолжал говорить, роняя во мрак тяжёлые, как расплавленная лава, слова. Он звал и по крохам собирал воедино свою тайную силу. Ему было трудно. Даже величайший колдун мало что может содеять в ошейнике и с закованными руками, а он и плохоньким колдуном-то себя никогда не считал. Но ради юного воина, чью жизнь уже приготовилась забрать Хозяйка Тьма, определённо стоило попытаться. Воззвать к могуществу предков – и ощутить в своих жилах его огненный ток… Хотя бы единственный раз за всю жизнь…