Шаркут был не особенно словоохотлив, но за него неожиданно ответил старик:

– Ты, маленький лозоходец, может быть, вправду видишь скалы насквозь, но рудословию ты совсем не обучен. Это плохо. Значит, ты не умеешь правильно истолковать внятное твоему духовному оку. Надо бы тебе посидеть в мастерских гранильщиков и послушать, о чём они толкуют за верстаками!

– О бабах и выпивке, – хмыкнул Шаркут.

Старик, похоже, знал его слишком хорошо, чтобы препираться. Он лишь отмахнулся и продолжал:

– Там тебе расскажут: есть камни и камни. Есть такие, которые ничем не пронять. Вот алмаз: бросай его на наковальню, бей сколько хочешь молотом, сломай то и другое – а его и не поцарапаешь. Жги его пламенем, трави самыми едкими зельями – он даже не потемнеет! Лозоходцам из рабов, которые открывали алмазные залежи, в старину давали свободу. Есть и другие камни, почти столь же совершенные: рубин, сапфир…

– Сапфир?

– Это синий камень, он как небо. Его у нас не добывают, ну да не о нём речь. Я про то, что есть самоцветы, которым нужен уход. Видел ты когда-нибудь бирюзу?

«…Или встретишь другого, кто согласится тебя вразумить», – вспомнил Каттай. А вдруг этот словоохотливый и наделённый мудростью старец позволит называть его сэднику?..

– Говорят, бирюза – это претворённые в земле кости умерших от любви. Любовь прихотлива, оттого бирюза – камень привередливый. Она темнеет и портится от масла, которым мы заправляем светильники, но делается красивой и блестящей от животного жира и крови. Поэтому воины и охотники любят вделывать её в рукояти кинжалов. Вот так и опал, разлучённый с недрами, где вырос, порою начинает болеть. У несведущих людей он тускнеет и теряет всю красоту. Малосведущие опускают опал в воду, но тем самым зачастую только портят его, ибо не ведают, какой должна быть вода. Благородное Пламя Недр оживает лишь в чистейших, прозрачнейших горных ручьях, а от скверной либо неподходящей влаги может даже переменить цвет…

У старика висела в морщинистой мочке уха такая же «ходачиха», как у Каттая. Но не серебряная, а – с ума сойти! – из чистого золота. Вот такой раб. Это был сам Хранитель Сокровищницы, о котором ещё на руднике говорил Каттаю Шаркут. Как выразился распорядитель, старый невольник обитал здесь ВСЕГДА. И, сколько помнил его Шаркут, был всё таким же согбенным и седобородым. Время, казалось, проходило мимо него, как миновало оно самоцветы, с давних пор заменившие ему и семью, и друзей. Раб, не имевший права распорядиться собою самим, распоряжался чудовищными богатствами, которые не каждый из владык этого мира удостоен был созерцать, и сами Хозяева никогда не перечили его воле. По его слову устанавливались на лишь им предназначенные места камни, вновь привезённые из копей, а прежнее собрание меняло свой облик, обустраиваясь по-иному, и новый порядок расположения камней неизменно оказывался краше былого. Сокровищницу учредили деды нынешних Хозяев, и другого Хранителя у неё не было никогда. Притом поговаривали, будто гадание о её судьбе принесло однажды ответ: «…И не будет». Тут впору задуматься, а не был ли вечный старец в родстве с Белым Каменотёсом и с самим Горбатым Рудокопом, создателем Бездонного Колодца!..