– Ну… может, позволю камень до порога нести. Там посмотрим.
– Спасибо, господин мой!
Долина открылась внезапно. Из-за скалы потянуло навстречу тёплым ветром, и у Каттая слегка закружилась голова: он только тут понял, как давно не дышал ароматами живой земли и влажных, роскошно зеленеющих листьев. Он и вонь-то рудничную почти перестал замечать, чувствовал её, только возвращаясь снаружи… Он даже испугался, как бы не показаться могущественным Хозяевам пропитанным этой самой вонью, но тут они обогнули скалу, и он увидел Долину.
Почему-то после памятного созерцания сквозь расщелину он представлял её себе ровным травяным полем, на котором там и сям стоят окружённые садами дворцы. Ничего подобного! Долина была почти круглой, поперечником в несколько поприщ, и все эти поприща состояли из довольно крутых холмов, выглядевших, точно пузыри на чём-то густом и кипящем. Пузыри давным-давно застыли и обросли пышным лесом. Здешний лес имел весьма мало общего и с лиственными рощами западного Халисуна, где вырос Каттай, и с хвойными дебрями родины Волчонка, и с древним Лесом, окраину которого им довелось повидать. Здесь всё было невероятно, просто вызывающе роскошным. Уж если папоротник – так в два человеческих роста, если цветок – так с суповую миску величиной!.. Вот что делают влага и тепло, идущее прямо из-под земли… По мнению Каттая, примерно так должны были выглядеть Праведные Небеса. Волчонок сразу расстегнул меховую куртку, потом снял её совсем и бросил на спину лошади поверх кожаного вьюка. Кровли жилищ, крытые красным и розовым сланцем, выделялись небольшими яркими островками. Каттай начал гадать, который же из этих домов окажется Сокровищницей. Однако Шаркут сразу направился к холму посередине Долины. Этот холм стоял несколько особняком от других и отличался ещё и тем, что был совсем голым. Когда подъехали ближе, в склоне холма обнаружилась дверь и возле двери – привратник. «Значит, Хозяева судили драгоценным самоцветам храниться там, где им, волею Лунного Неба, от века положено!» – догадался Каттай.
Шаркут спустил его наземь с седла, и распорядитель с привратником прошли внутрь, а они с Волчонком остались снаружи. За конями, кстати, в самом деле оказалось необходимо присматривать. По обе стороны двери в стенах были устроены ниши. Оттуда тянулись цепи с приделанными к ним прочными ошейниками. Цепи удерживали на привязи двух великолепных зверей – громадных, белых, словно иней под солнцем, снежных котов. Один из них, ко всему уже безразличный, лежал отвернувшись, и даже роскошная шуба не могла скрыть выпирающих рёбер. Возле самого носа зверя стояла миска еды. Нетронутое мясо сплошь облепили мухи. Другого кота, видимо, поймали недавно. Он беззвучно скалился на людей, выпуская и втягивая длинные когти. Но бросаться не пробовал, видно, цепь успела кое-чему научить. Его миска тоже стояла нетронутая. Каттаю доводилось слышать кое-что о снежных котах. Пленённые, они либо отказывались от воды и пищи и умирали, либо срывались-таки с цепи – и уж тут пощады не приходилось ждать никому. «Я выпустил бы вас, если бы мог… – отдалось в ушах мальчика сказанное некогда одним пожилым гончаром. – Я выпустил бы вас, если бы мог…»