Мокрый груз он кое-как перекантовал таким образом, чтобы в центре получилось свободное пространство. Туда немедленно натекла вода, и Семен занялся ее вычерпыванием, оставив пока весла в покое. Путь оставался свободным довольно долго, и уровень воды в лодке удалось снизить почти до поверхности балласта. Впрочем, щебенку со дна Семен тоже выгреб глиняной миской и выбросил за борт. Лодка, полная мокрого барахла, все равно оставалась очень тяжелой, но теперь она хоть как-то реагировала на работу весел. Вода на дне, конечно, вскоре опять начала прибывать, но теперь этот процесс можно было контролировать, и Семен решил пробиваться к берегу: «В крайнем случае выкину за борт антилопу – всю спину копытами оттоптала. И что я их сразу не отрезал?»
Примерно через час-полтора выяснилось, что в этот день, очевидно, поблажек от судьбы не будет. Во-первых, высаживаться было решительно некуда, а во-вторых, стал накрапывать дождь и усиливаться ветер. Голому Семену это ужасно понравилось: что может быть приятнее, чем когда одни части тела перегреваются от работы, а другие леденеют? Вот если бы можно было грести и ногами! Когда дождь усилился, Семен решился применить радикальное средство – надеть на себя рубаху.
Кто-нибудь может сказать, что никакого геройства в этом нет, и будет прав: конечно, нет… снаружи. А вот изнутри… Изнутри волчья шкура давно покрыта слоем засохшего пота и кожных выделений. По идее, все это надо время от времени удалять каменным или костяным скребком, только без Ветки ухаживать за своей одеждой Семену было «в лом». Теперь забитая грязью бахтарма размокла, стала холодной и осклизлой. И вот эта слизь сейчас коснется кожи, уже покрытой пупырышками от холода, – брр! И еще раз – брр!
В общем, эту тяжелую, мокрую, вонючую шкуру Семен на себя напялил. И начал ежиться, содрогаться и подвывать от безысходности. Потом, постепенно и медленно, отогрелся и даже начал ощущать некоторый комфорт. И как только он его ощутил, дождь прекратился, а в прибрежных зарослях справа по борту стали появляться просветы. «Помогло!» – усмехнулся Семен и вовсю заработал веслами.
Разгружать лодку пришлось метрах в трех от берега, а груз перетаскивать – увязая чуть ли не по колено в раскисшем грунте дна. Потом он долго рыскал по берегу в поисках чего-нибудь сухого и мелкого, что сгодилось бы в качестве растопки. Судьбу Семен решил больше не искушать и, прежде чем заняться костром, выломал пять длинных палок, связал их концами и воздвиг свой походный вигвам, придавив низ покрышки камнями. Этот прием тоже проходил по разряду «полевой магии» – для сохранения хорошей погоды.
Миг блаженства все-таки настал: Семен сидел у костра, щурился от дыма, глотал мягкие кусочки чуть подваренного мяса и запивал их бульоном из миски. С краю на углях булькал горшок, в котором дозревала вторая порция. «Надо будет и рыбу сегодня доесть, – лениво думал Семен, – а то стухнет до завтра. Впрочем, ладно, буду тогда на нее раков ловить, если они здесь водятся. До чего же вкусно… Вот люди будущего привыкли во все сыпать соль – им кажется, что так вкуснее. А на самом деле они ею забивают все тонкие вкусовые оттенки продукта. Даже простое мясо имеет этих оттенков десятки. Или, скажем, приправы разные… Вот Юрка, помнится, обожал кетчуп. Вещь, конечно, хорошая: что ею ни залей – мясо, гречку, рис, макароны, резаную туалетную бумагу, – все будет съедобным. И все одного вкуса – вкуса этого самого кетчупа. Вообще, складывается впечатление, что чем меньше народ ест мяса, чем больше употребляет растительной пищи, тем охотнее и обильнее он использует соль и специи. Вот наши северные народы, да и многие скотоводческие, как-то раньше без всего этого обходились, часто и соль не использовали. Правда, несоленую икру есть обидно, но это сугубо психологический эффект.