Едва забрезжил рассвет, Эллоэ возглавила атаку на особняк Сенатора Сафана Кирго. Сначала она, соблюдая формальности, крикнула, что предлагает ему сдаться. Когда в ответ стражники бросили гранату, Эллоэ лишь рассмеялась, а потом замахнулась своим огнеметом, словно битой, и отправила бомбу обратно за баррикады. Затем сожгла еще четырех защитников особняка и повела солдат за собой внутрь.
Она нашла Сенатора Кирго в его гардеробной, где он пытался облачиться в броню, которую в последний раз носил двадцать лет назад, во время первой Войны Шипов. Увидев Эллоэ, он сразу же принялся лепетать о своей невиновности и с полными слез глазами напомнил ей о том, что посылал ей цветы по случаю победы в школьном чемпионате по вольтижировке. Затем из кабинета Сенатора вернулся Пятый Префект и принес с собой письма, доказывающие причастность Кирго к мятежу. Сенатор ринулся к окну, и Эллоэ начала картинно обнажать меч. Этого промедления оказалось достаточно, чтобы побег завершился успехом.
Сенатор был не дурак: несясь сквозь город, он запутывал следы, менял направление и трижды сменил костюм. Но Миэк и Бруд с воздуха проследили за ним ровно до дверей полуразрушенного зала Сената: там Кирго встречался с остальными семью предателями-олигархами, явившимися на собрание в сопровождении ста тринадцати стражников.
Они готовились к войне. И Миэк им ее устроил.
Когда прибыла Эллоэ, Миэк уже проводил зачистку. Он выбивал двери и убивал любого, кто осмеливался поднять оружие. Его панцирь был залит черной кровью имперских солдат и олигархов, а запах стал черным, кислым и гневным. Эллоэ окунулась в этот аромат, с ухмылкой обнажила меч и выбила дверь. Стоящая за ней женщина средних лет, облаченная в шелковую робу, закричала и подняла нож. Эллоэ одним ударом отбросила ее на землю. Но тут они встретились взглядами, и Эллоэ в ноздри ударил давно забытый запах: позднего лета, вареных яиц и травы.
– Эллоэ?
– Мама?
Кала Каифи – жена Ронана Каифи, мать Эллоэ Каифи и директриса Чалинского отделения Имперской Академии Науки и Искусств – поднялась с пола и отряхнула свою робу настолько величественно, насколько это было вообще возможно в ее положении.
– Что… что ты здесь делаешь? – спросила Эллоэ. – Я думала, ты в школе!
– Я перебралась сюда после того, как вернулись Шипы. Во имя Пророка, детка, что ты с собой сотворила?
Мать Эллоэ осуждающе нахмурилась и, протянув руку, поправила дочери челку. Этот жест преследовал Эллоэ всю ее жизнь. Внезапно она снова превратилась в девочку девяти сезонов от роду: неуклюжую, нервную, жаждущую одобрения.
– Убить их всех! – заревел Миэк, бросаясь вперед с копьем наперевес.
Эллоэ развернулась и отбила удар своим мечом. Миэк удивленно застрекотал, и Эллоэ рубанула снова, выбивая копье у него из рук.
– Она моя мать, Миэк!
Миэк ошарашенно уставился на нее.
– Твоя мать? Помогать людям Императора? Но они убивать твоего отца – он умирать в Пасти!
Эллоэ смотрела на Миэка, не зная, что сказать. Несмотря на все пережитые ужасы, в сердце своем Миэк оставался простодушным и наивным. Он любил своего отца, свою Королеву и свой улей – и эти вещи были для него неизменны. Сколько времени потребуется, чтобы объяснить ему, что такое развод, разрушенная семья, неудачная любовь? Эллоэ вспомнила ту роковую ночь, когда мать, накричав на отца и разбив все свадебные горшки, ушла из дома. Вспомнила отца, который, прижимая ее к себе, шептал, что все будет хорошо. Вспомнила первые выходные, в которые никто не угостил ее яйцом хивера, потому что отец не знал, что должен был его приготовить. И сразу же покраснела от ужаса и вины, вспомнив сладкий вкус яйца и мертвые глаза Королевы хиверов.