Артем толкнул дверь, на которой вместо замка в петлю был просунут кусок перекрученной проволоки, и крикнул:

— Есть кто живой?

В мутном окне отодвинулась занавеска, и он заметил, как мелькнуло чье-то худощавое лицо. Затем дверь открылась, и на пороге возник сгорбленный пожилой мужчина с густой бородой, сжимавший в руках двустволку.

— Что надо? — скрипучим голосом поинтересовался он.

Павлов представился и спросил:

— Артур — ваш сын?

— Ну, если и так, что с того? — насторожился старик.

— Я понимаю, что мой визит для вас неожиданность. Прошу прощения, что вторгаюсь в вашу личную жизнь, но вы, точнее, ваш сын может оказать помощь одному человеку. Я говорю о человеке, к которому в свое время у Артура были серьезные чувства.

— Я не знаю, о чем вы, но думаю, что вам лучше уйти, — хрипло сказал мужчина. Ствол ружья медленно, но неуклонно двигался в сторону Павлова.

— Пожалуйста, опустите ружье. Я здесь не для того, чтобы причинить вам зло.

— Папа, — раздался за спиной мужчины хрипловатый голос, — пусти его. Я все слышал.

Старик нахмурился, опуская ружье, и Артем шагнул вперед. На крыльцо вышел второй мужчина, одетый в засаленный комбинезон.

— Вы — Артур? — спросил Павлов, уже предчувствуя, каким будет ответ.

— Да.

Артем не верил своим глазам — он едва ли выглядел моложе своего старика-отца! Но если у отца во взгляде еще теплился хоть какой-то огонек, свидетельствующий об отдаленном подобии интереса к жизни, то глаза Артура вызывали ассоциацию с мертвыми пустыми дырами, из которых веяло безысходной тоской. Его ничего не выражающее лицо было ровным, как у манекена, о котором давно забыли, и он валяется где-то на складе.

— Проходите в дом, — пригласил Артур.

Едва не споткнувшись на пороге о разбросанный хлам, Артем прошел в темную комнатенку размером с курятник. Судя по всему, это была кухня. На заляпанной жиром электрической плитке стоял потемневший от копоти чайник. Стол был испещрен глубокими трещинами и запачкан несмываемыми пятнами. Общую неприглядную картину завершал устойчивый запах плесени и древних вещей, который, казалось, намертво въелся в каждый квадратный миллиметр этой умирающей избушки.

— Я вас, кажется, где-то видел, — неуверенно проговорил Артур, усаживаясь на дряхлый стул. — Только не помню, где…

— Артур, я разговаривал сегодня с Ольгой Константиновной. Вы помните ее? Она работала в пиццерии «Чикко».

— Не помню, — равнодушно ответил мужчина. Павлов обратил внимание, что сидел он ровно, сдвинув ноги вместе и смиренно положив руки на колени, — ни дать ни взять, примерный ученик на уроке.

— А что ты помнишь? «Чикко» помнишь?

Артур уставился в окно, его веко дернулось, будто от нервного тика.

— «Чикко»? — вяло переспросил он. Веко еще раз дернулось. — Помню. Только у меня голова болит.

— А Кристину? Артур, ты помнишь Кристину?

Мужчина отпрянул назад, будто получив хлесткую пощечину. Он повернул лицо к Павлову, и адвокат поразился, насколько оно изменилось. Будто блеклую, всеми забытую картину, случайно найденную на чердаке, опытный художник-реставратор освежил яркими красками, влив в нее новую жизнь.