Мистер Беллами покраснел, изогнулся причудливым образом и уже собирался ответить, но тут снова вмешался Джордж:

— Нет, вряд ли. Беллами — хитрый лис. Знаешь, что он сделал? Я представил его этой леди на прошлое Рождество, когда мы вместе были в городе. Таким образом я сам себя высек, уверяю тебя, поскольку не успел я отвернуться — как моя возлюбленная стала миссис Беллами!

— Почему вы поминаете мое имя всуе, мистер Каресфут? — раздался позади них глубокий, звучный и низкий женский голос.

— О Господи, Анна, как же тихо ты двигаешься… ты меня напугала! — пролепетал мистер Беллами, судорожно надевая очки.

— Мой дорогой, жена — это воплощенная совесть, она всегда должна стоять за плечом своего мужа, особенно когда он об этом не догадывается.

Беллами ничего не ответил — но, судя по его виду, не слишком одобрял подобное утверждение. Тем временем леди повторила свой вопрос Джорджу, и они затеяли шутливую перебранку. Филип, отступив на шаг, имел возможность внимательно рассмотреть миссис Беллами: занятие это было не лишено интереса, поскольку означенная дама, безусловно, заслуживала внимания.

Ей было около двадцати лет, она была среднего роста, однако фигура ее была столь стройна и пропорциональна, что миссис Беллами казалась выше. Голову она держала очень прямо, волосы были подстрижены довольно коротко и завиты в локоны на низком широком лбу; черты лица были резки, в них было что-то египетское — в сочетании с волевым квадратным подбородком это придавало лицу женщины выражение решительности и силы. Глаза под тяжелыми веками были серо-зеленые, с чрезвычайно расширенными черными зрачками — эти зрачки вообще имели странную привычку расширяться и сужаться без всяких видимых причин.

Глядя на нее, Филип не мог понять, очаровывает его эта странная дама или отталкивает; он так никогда и не смог ответить себе на этот вопрос. Теперь же он просто наблюдал — и дивился, как это Беллами ухитрился жениться на такой женщине… и как она могла состоять в романтических отношениях с его кузеном? В этот момент он заметил, как миссис Беллами шепнула что-то на ухо Джорджу, и он немедленно повернулся к Филипу.

— Филип! Позволь представить тебе самую очаровательную из моих знакомых дам, миссис Беллами.

Филип поклонился и выразил свое восхищение, а миссис Беллами изящно и с достоинством присела, что ей необычайно шло.

— Ваш кузен много рассказывал о вас, мистер Каресфут, однако никогда не говорил, что вы… — тут она неожиданно смолкла.

— Чего же он не говорил, миссис Беллами? Надеюсь, его молчание было в мою пользу?

— Напротив, если угодно! — отвечала она тем откровенным тоном, который так льстит мужчине, если доносится из уст женщины. — Он никогда не говорил мне, что вы так молоды и красивы. Я полагала, что вам около сорока, не меньше.

— Что ж, миссис Беллами, я бы мог сказать вам, чего мой кузен Джордж никогда не говорил мне… но боюсь, это заставит Беллами ревновать.

— Ревность, мистер Каресфут, — это роскошь, которая непозволительна для моего мужа. Она хороша для влюбленных, но то, что мило выглядит в любовнике, является наглостью со стороны супруга. Однако если я стану вас и дальше задерживать, это вызовет неудовольствие мисс Ли и — да, и фройляйн фон Хольцхаузен тоже, — а поскольку единственная ревность, которой я опасаюсь или даже уважаю — это выражение естественного отвращения одной женщины к другой, я стараюсь ее избегать.