Незначный убедился, что Маховой нет в аудитории среди студентов, отошел от двери, закурил и спустился в вестибюль. Черт его знает, что делать?! Уже пол-урока прошло, вестибюль и коридоры института опустели, а этой паскуды все нет. А у него же весь день до минуты расписан! Ему еще с утра нужно было в «Интурист» – это раз, потом проверить, все ли в порядке с подслушивающей аппаратурой в номере, где будут жить эти Вильямсы, потом – к режиссеру Дмитрию Ласадзе, а в 11.00 его будет ждать врач-стоматолог Семен Бобров.

Запорошенное снегом такси подкатило к парадному входу института, из машины выскочила Оля Махова: черная цигейковая шуба внакидку, в одной руке меховая шапочка, в другой – авоська с книгами и тетрадками. Незначный хмуро усмехнулся: но этим полуоткрытым пухлым губкам, по какой-то прозрачной бледности ее лица и прямой, несгибаемой в коленях походке он уже знал, что не ошибся в своих догадках, – эта мерзавка несколько суток не выбиралась из очередной постели и теперь прискакала в институт только потому, что по пятницам актерское мастерство сам Табаков ведет.

Поскальзываясь в туфельках по снегу, Махова вбежала в вестибюль института, на ходу сбросила шубку и прямиком – к вешалке, шаря шалыми глазами в поисках свободного крючка.

– Махова! – заступил ей Незначный выход из гардероба.

Она резко повернула к нему голову и тут же – вот ведь актерская бестия! – глаза ее рассиялись просто неподдельной радостью.

– Ой, Фролчик Сеич! Здрасьте! Я бегу, извините, родненький, у меня мастерство актера!

– Я тебе сейчас так побегу! – хмуро сказал Незначный.

– А что такое? Что случилось? – невинно спросила Махова, и ее фигурка раскачивалась в воздухе, словно стебель подводного цветка. – Фрол Сеич, роднуля, через пятнадцать минут перерыв, и мы поговорим. Подождите, а? А то меня Табаков убьет!

– Я тебя раньше убью. Стой! Некогда мне ждать. Где ты шляешься трое суток?

– Я у тетки была, за городом. Она заболела…

– Врешь, – спокойно сказал Незначный. – На себя посмотри. На ногах не стоишь, глаза зафаканы!

– Как вы сказали? – вскинула свои лукаво-синие глазки Олечка.

Вставлять американские жаргонизмы в русскую речь было дурным тоном во всех иностранных отделах Второго управления КГБ, этим щеголяли только молоденькие лейтенантики и выпускники спецкурсов интенсивного английского языка, который, кстати сказать, прошла в прошлом году и Олечка Махова, чтобы не только сексом заниматься с иностранцами, но и развлекать их рассказами о советской стране. Только Олечке эти курсы оказались ни к чему – сколько ни прослушивал Незначный ее постельные разговоры с иностранцами, кроме слов «ван мор» или «кам ин» там почти никаких разговоров не было.

– Вот что, – строго сказал ей Незначный. – Мастерство у тебя кончается в два часа. В два пятнадцать ты должна быть в гостинице «Националь». Назовешь администратору свою фамилию и получишь ключ от номера на двенадцатом этаже. И учти – все, с этой минуты ты на работе! И если опоздаешь хоть на минуту – это будет твой последний день в институте, даю слово офицера!