Тут же погасли нагрудные фонари монтажников. В полной тишине и непроглядной тьме лодка лежала на дне, выключив все моторы, чтобы никаким металлическим или механическим звуком не выдавать своего присутствия. В эту минуту она была похожа на затаившуюся гигантскую рыбину.
И Ставинский понял – это его шанс! Над ними движется какое-то судно! Не яхта, не рыбацкая лодка – из-за этой мелюзги Гущин не стал бы останавливать работу, – а большое судно. «Неважно какое, – подумал Ставинский. – Шведское, японское, канадское! Судно – это спасение! Во всяком случае – это последний шанс, решающий! Не надо плыть к острову, не надо самоубийственно пробкой выскакивать с такой глубины – в полной кромешной темноте, при выключенном переговорном устройстве никто не заметит его исчезновения, и пройдет минут двадцать, если не все полчаса, пока Гущин убедится, что это судно отошло достаточно далеко от точки и что за ним в фарватере не идет другое. А может быть, идет?! Может быть, это какой-нибудь торговый караван?! Спасение! Спасение! Они подберут его, когда он всплывет, и Гущин не рискнет послать за ним погоню, не рискнет обнаружить себя!…
Все эти мысли вихрем пронеслись в его голове, и в следующее мгновение Ставинский уже медленно отступал от рабочей площадки подальше от монтажников. Еще шаг… еще… Плотный непроглядный слой воды уже отделял его от них, но он не спешил со всплытием. Спокойно! Дважды похороненный – на кладбище в Нью-Джерси под своим именем и где-то в Москве под именем Роберта Вильямса, – он уйдет, он уйдет и от третьей своей могилы! Порядок! Он уже отошел метров на десять. Теперь долой металлические защелки – держатели свинцовых подошв!
Едва он отстегнул их, как давление воды стало выталкивать его из своей толщи – он будто воспарил в невесомости метров на десять вверх. И – остановился: тяжелая сумка с инструментом, заплечный ранец с аккумулятором и пояс со свинцовым грузом остановили всплытие и нелепо развернули тело Ставинского ногами выше головы. Срочно, срочно долой пояс с инструментной сумкой!
Но замок пояса не поддавался рукам Ставинского. Тогда он стал выбрасывать из сумки инструменты – гаечные ключи, разводные ключи. Он чувствовал, что всплывает, но главное было впереди – жесткие замки пояса аккумулятора и пояса со свинцовыми грузами. Эти замки ни один водолаз не может раскрыть самостоятельно, без помощи со стороны. Между тем голова налилась кровью, дышать становилось все трудней. Нож! Ставинский вытащил из чехла финский нож и стал ковырять на себе кожаный пояс со вставками из свинцовых грузов. Только не спешить, только аккуратней! Стоит неосторожно проткнуть этим ножом скафандр, и – смерть, вода хлынет в скафандр.
Едва он перерезал ремень, как давление воды взметнуло его вверх. Он даже не успел растопырить руки, изменить положение тела – его вознесло, как в скоростном лифте. Перехватило дыхание, дрогнуло сердце – Господи, останови всплытие, иначе сейчас начнется воздушная эмболия, закипание крови, закупорка сосудов! Останови, Господи!
Остановилось. Всплытие затормозилось само собой, он повис в воде, удерживаемый на глубине ранцем с баллонами сжатой кислородной смеси и аккумулятором нагрудного фонаря. Коротко сглатывая воздух, Ставинский отдыхал. Медленно успокаивалось сердце. Интересно, на сколько его подняло? Вода посветлела вокруг него, и стая мелких рыбешек прыснула от Ставинского в разные стороны. Ого! Значит, он поднялся довольно высоко, если есть уже рыбы в этом слое. Передохнуть, адаптироваться на этой глубине или сразу рискнуть на еще один скачок? Конечно, нужно бы адаптироваться, пробыть на этой глубине хоть десять – двадцать минут, но ведь судно может уйти! Акустики «У-300» наверняка засекли это судно на подходе к лодке, рассчитали курс судна и увидели, что оно пройдет над ними или очень близко от них. Но он-то, Ставинский, не знает, с какой скоростью идет это судно и когда оно будет над ним.