— Ты смягчилась, Габби. Я сразу заметил это вчера ночью. Но сегодня… признайся, это было чудесно, правда? Смею ли я надеяться, что ты обдумаешь мое предложение?

— Какое именно?

Он наклонился ближе, и все же его голос был едва слышен.

— Должен ли я его повторить?

Словно она могла забыть ту фразу, которая не давала покоя с той минуты, когда он ее произнес. Но это соблазн, перед которым она обязана устоять.

Через минуту она задаст себе вопрос, почему так необходимо устоять перед соблазном. Во всем виноват портвейн… он не дает связно мыслить… о да, она хочет, чтобы он возжелал жениться на ней, а не старался просто уложить в постель.

— Знаете, я вовсе не пират…

Она повернула к нему лицо, пытаясь объяснить, и слишком поздно поняла свою ошибку. Ей не следовало этого делать. Он по-прежнему был чересчур близко. И со стороны выглядело так, словно она намеренно коснулась губами его губ, хотя на самом деле и не думала ни о чем подобном. Но он немедленно воспользовался ситуацией, прижавшись к ней губами еще крепче. И она мгновенно потеряла голову.

Действительно ли она считала, что страсть, разгоревшаяся между ними сегодня, была следствием обстоятельств, приведших к такому финалу? Вовсе нет: та же самая страсть вспыхнула снова и так быстро в то мгновение, когда их губы слились.

Он обнял ее, уложил голову себе на плечо, продолжая целовать. Она погладила его по щеке. И когда его язык скользнул в нежный ротик, ее пальцы зарылись в его волосы, судорожно вцепившись в мягкие локоны, словно она боялась, что поцелуй закончится.

Дрю действительно прервал поцелуй, но только для того, чтобы провести губами по ее шее. Габриела охнула. Ее затрясло как в лихорадке, когда он положил руку на ее грудь.

Нельзя. Так нельзя. Нужно сказать ему.

И она сказала бы, но не успела открыть рот, как снова охнула, ощутив, как соски затвердели под его ладонью. Жар, нестерпимый жар окутал обоих. Груди пульсировали, и эта странная пульсация сосредоточилась прямо между ног.

— Я знал, что ты пиратка, — прошептал он, перед тем как язык окунулся в ее ухо, заставив ее судорожно обхватить руками его шею. — Боже, Габби, почему ты пытаешься скрыть свою неистовую натуру под этим лощеным фасадом? Ты хочешь меня так же сильно, как я — тебя, не отрицай!

Она едва не застонала. И мигом лишилась способности мыслить: слишком силен был напор неизведанных ощущений. Только смутно отмечала, что его темные глаза горят желанием, слышала тихое удовлетворенное рычание, жадно вдыхала его пьянящий мужской запах. Пила вкус его губ с каждым поцелуем, таяла под ласками и беспомощно стонала от наслаждения. Как она может испытывать столько разных ощущений одновременно?!

Все добрые намерения, все надежды разом улетучились под искусным натиском Дрю. У нее не хватало воли остановить его. Да она и не хотела. Не могла запротестовать хотя бы ради приличия.

Зато каким облегчением было услышать голос Бойда:

— Эй, вы там, немедленно прекратите! Скажи, пожалуйста, братец, надеюсь, у тебя благородные намерения?

Дрю слегка отстранился, словно желая противостоять искушению, но, не в силах удержаться, еще раз поцеловал ее, прежде чем повернуться и зарычать на брата: