К деревянному, поддерживающему провода столбу был привязан низкорослый, красного цвета бык. Не привязан, а притянут двумя тугими, накинутыми на шею арканами, захлестнутыми вокруг столба. За концы веревок, натягивая их что есть силы, держались два индейца, упирались в землю, а бык, прижатый к столбу головой, задыхался, сипло дышал, вываливал розовый вспухший язык, с которого стекала стеклянно-красная тягучая слюна.

– Что это? – спросил Белосельцев, пугаясь вида быка, его вздутых дышащих боков, ходящего от боли загривка, расставленных копыт.

– Это бык для общины, – ответил всезнающий Джонсон. – Каждый день для поселка забивают быка. Люди приходят и смотрят.

Голова быка была притянута к столбу, пропитанному креозотом. Над быком тянулись электрические провода, белели фарфоровые изоляторы. Жилка громоотвода пробегала по столбу у пульсирующей бычьей шеи. Казалось, электричество подается в поселок через тело быка и в набухшем зверином горле бьется синусоида тока.

Из толпы вышел худой длинноногий индеец в оборванной одежде. Приблизился к быку. Топтался вокруг и оглядывал. Те, что держали арканы, ослабили веревки. Длинноногий оборванец ловко, цепко вскочил верхом на быка, ухватил за уши, и рогатый зверь, поскользнувшись, едва не рухнув под тяжестью, выгибая надломленный хребет, метнулся и с хриплым ревом побежал по поляне. Взбрыкивал, держал хвост палкой, а наездник драл его за уши, бил по бокам пятками, и двое, не отпуская арканов, бежали следом.

Бык подбросил задние ноги, и оборванец скатился через бычью голову на траву. Зверь был готов ударить мучителя короткими рогами, но арканы натянулись, веревки душили его, и он, взбрыкивая, поскальзываясь, метнулся, а его заваливало, распинало на натянутых стропах. Тот, кто упал, подскочил, засунул быку в ноздри пальцы, сжал их там, в недрах дышащей сосудистой ткани, наполняя голову быка слепящей парализующей болью. Бык обмяк, уронил на траву голову, выкатил белые, в красных прожилках глаза. Белосельцев почувствовал эту страшную боль, передавшуюся ему через мокрую траву, сумеречный моросящий воздух. Искал опоры, был готов лечь, затихая, вываливая из орбит глаза.

Люди вокруг смеялись: женщины с детьми на руках, лесорубы, механик, что недавно возился с трактором, плотники, рубившие церковь. Мальчишки кидали в быка комки грязи, щепки. Радовались мучениям быка, играли в него.

Видно, боль из головы быка достигла сердца, и оно вскипело последним ужасом, налилось дурной жаркой кровью. Бык вскочил, рванулся, ринулся на людей, тараня их нацеленной на удар головой. Толпа с визгом и гомоном побежала. Но два аркана натянулись, рванули, опрокинули быка навзничь. С костяным стуком он упал на хребет, дергал, сучил ногами. Длинноногий оборванец ловко, боком, уклоняясь от копыт, подскочил и блестящим маленьким лезвием провел быку по горлу. И словно открылся ключ. Затолкался, запузырился толстый алый бурун. Толпа сбегалась, теснилась, стараясь не пропустить смерть быка. Оттеснила Белосельцева, и он видел, как женщина подымает над головой ребенка, чтобы тому было видно.