— Что вы себе позволяете, Гвидион, сын Кледдифа?.. — начал сквозь зубы Змейк.

Гвидион умоляюще сложил крылья и жалобно пискнул.

— А, вы не сдали метаморфозы, — разобрался в ситуации Змейк. — Что ж, подождите, я занят. Повисите пока, вам полезно немножко… отвисеться.

Гвидион тихо висел на лампе, зацепившись коготками, и смотрел на сложнейшую химическую формулу, появляющуюся из-под руки Змейка на пергаменте. Но не имея привычки подолгу висеть вниз головой, а главное — не вполне свыкшись с особенностями своих лап, он постарался посильнее вцепиться в бронзовую завитушку, отчего тут же оборвался и шмякнулся на стол.

— Лапы летучих мышей устроены таким образом, — ровным тоном сказал Змейк, не глядя подбирая его со стола и подвешивая обратно на лампу, — что захват происходит в расслабленном состоянии. Напряжение, напротив, нужно для того, чтобы отпустить предмет, за который держишься.

Гвидион повис, сложив кожаные крылья, и постарался висеть расслабленно, опасаясь, как бы снова не шмякнуться и не вывести учителя из себя. Наконец Змейк закончил писать, встал, одним взмахом руки вернул ему обычный облик и проводил до двери.

Вскоре после этого у Змейка состоялся разговор с Финтаном.

— Объясните, коллега, почему, когда вы экзаменуете первый курс, ученики залетают ко мне в окна не в своем виде? — холодно осведомился Змейк.

— Ну, это естественно, — вскинулся Финтан. — Когда человек пребывает в облике летучей мыши, ему нужно где-то летать.

— Я не заметил, чтобы данный ученик обуян был страстью к полету, — бросил Змейк еще холоднее. — И потом, сейчас мы говорим не о потребностях учеников. Я мог быть серьезно занят, мог частично отсутствовать, мог быть не один, наконец!.. Почему мне на голову должны сыпаться первокурсники в виде сколопендр, ящериц и попугайчиков?

Профессор Финтан, чтобы прекратить этот неприятный для него разговор, извинился и поспешно отправился собирать по школе учеников, не превратившихся в самих себя до девяти вечера — им пора было к профессору Мэлдуну на астрономию. Через четверть часа его можно было видеть пытающимся выманить из норки пятнистую крысу со словами: «Ну что вы, Афарви, я не собираюсь вас ругать. Ну и что такого? — ну, не сдали, бывает».

…Тарквиний Змейк изловил всячески пытающегося улизнуть Мерлина на верхней галерее Южной четверти, твердо взял его за локоть, подвел к перилам и показал вниз.

— Инспекция может приехать со дня на день, — сказал он. — И на что же упадет ее взгляд? На Диона Хризостома, неисправимого киника. Вон он во дворе льет вино в фонтан, вызывающе провозглашая, что оно не более способно изменить и улучшить состав воды, чем образованные книжники, влившись в общую массу невежд в этом мире, способны улучшить человечество. Так зачем учиться? — спрашивает он, и посмотрите, какую толпу он уже собрал.

Действительно, Дион делал именно то, что описал Змейк, причем вокруг него собралась группка учеников и последователей, да и посмотреть на это зрелище сбежались многие.

— О Боже, Тарквиний, — сказал Мерлин, отмахиваясь от Змейка обеими руками, — пойдите превратите эту воду в вино или сделайте еще что-нибудь, что мне, вас учить, что ли? Примите вызов.