– Я имею право высказать своё мнение? – бесстрастно спросил Портер.

– Слушаем.

– Леон прав, мы погибнем… но я – с вами!

Космолётчики зашумели.

Ржичка захохотал, Оссовски похвалил коллегу, и даже Леон позволил себе пошутить:

– Молчун (все часто называли Портера молчуном за редкий дар молчаливого присутствия) ошибается редко, только когда заговорит.

Общий смех был ему наградой.

Через полтора часа инк предложил команде оценить разработанный план действий. План был одобрен четырьмя голосами против одного воздержавшегося: им оказался сам инициатор идеи Теодор Оссовски. Почему он воздержался, никто у бортинженера не спрашивал, космолётчики посчитали это своеобразным извинением за приглашение поучаствовать в смертельно рискованном мероприятии.

Неожиданно инк «Непобедимого» испытал колебания, каких от него не ждали.

– Пан капитан, – сказал он после обсуждения процедур, – не будет ли нескромным с моей стороны кое‑что предложить вам конфиденциально?

– У меня нет тайн от моих парней, – ответил слегка озадаченный Бунич.

– Лично я не могу привести в исполнение план взрыва корабля.

– Это сделаю я. – Капитан имел в виду особый пароль‑ключ, позволяющий ему отключать системы безопасности крейсера.

– В таком случае я буду безнадёжно повреждён.

– Ну‑ну… да.

– Нельзя ли каким‑нибудь образом сохранить мою индивидуальность?

Инк не был человеком и не создавался как личность, обладающая эмоциями, однако в голосе Пана Станислава явно читались нотки смущения. Впрочем, космолётчики относились к нему как к равному со времени первого полёта.

– Тео, мы можем что‑нибудь сделать? – спросил Бунич.

– Разве что забрать с собой плагин, – ответил Оссовски, – блок памяти.

– Кто тогда направит крейсер в «загон»? – поинтересовался Леон.

– Для этого мозги не нужны. Поставим простенькую временную программу, зарезервируем, и всё пройдёт как по маслу.

– Ох рискуем!

– Опять ты за старое?

– Да нет, – смутился первый пилот, – я не о себе думаю, главное, чтобы мы не напрасно пересаживались. Да и машину жалко.

– Это верно, – грустно согласился Ржичка.

Они настроили резервный компьютер, мощности которого должно было хватить на маневры и выполнение задачи, пересели в десятиместный шлюп, имеющий «зеркальную» защиту, забрали с собой блок памяти Пана Станислава, который впоследствии мог послужить базой для воссоздания его «личности», и удалились от планеты ящериц на два десятка тысяч километров, не выходя из‑под вуали преобразованного вакуума, превращавшей «пакмак» в аппарат‑невидимку.

На фоне роящихся в космосе спейс‑машин ящериц «Непобедимый», также накрытый пузырём «зеркала», не был виден, поэтому ожидали развязки событий с замиранием сердца.

«Непобедимому» понадобилось меньше десяти минут на ориентацию в пространстве и наведение компактификатора. Удар по верфи, напоминавшей с расстояния в двадцать тысяч километров гигантскую гусеницу, обросшую ворсинками и крылышками, издали особого впечатления не произвёл: «голова гусеницы» потеряла форму – и только. Но видеоаппаратура шлюпа выдала картинку в приближении, и стало видно, что в многосложном теле верфи проделаны огромные тоннели и «ущелья», а выходной рогатый «хвост гусеницы» – стапель, с которого и срывались «крокодилочерепахи», и вовсе исчез.