Прошло несколько дней с того момента, как он вернулся. Внешне все оставалось как раньше, мы словно выполняли оговоренные заранее ритуалы, чтобы не нарушить зыбкую видимость обычной жизни, в которой отец и дочь живут под одной крышей. "Доброе утро", "как дела в школе", совместные завтраки и череда дежурных фраз, чтобы молчание не было настолько напряженным и невыносимым.

Но вот в душе что-то изменилось. После того самого вечера… Тогда я позволила себе почувствовать, дала волю эмоциям, и теперь они, словно прорвавшаяся плотина, лишили меня покоя, терзали, заставляя метаться от жалости к ненависти, от попытки понять до яростного неприятия всего, что нас связывало. Я думала, что раньше мне было тяжело, но сейчас я понимала, что тогда, когда мне удавалось на корню давить зачатки эмоций, мне было намного проще.

Сегодня, как на зло, еще и суббота, выходной, не скоротаешь день в школе, чтобы кое-как дожить до вечера, а потом, приняв очередную таблетку снотворного, провалиться в беспокойный сон. Я решила выйти во двор, подышать свежим воздухом, может, почитаю что-нибудь интересное, сидеть в комнате я уже не могла. Она вдруг стала какой-то тесной, темной, душной, те стены, которые раньше защищали меня, как крепость, стали давить, словно выталкивая меня, заставляя уйти. Проходя мимо кабинета Андрея, увидела, что дверь приоткрыта, и не знаю, что подтолкнуло меня войти внутрь. Раньше у меня не возникало никакого желания узнавать о нем что-либо: где проводит время, как, что его заботит и чем он живет. А сейчас ноги словно сами понесли меня туда. Здесь ничего не менялось, иногда мне даже казалось, что у него, как и у меня, тоже было место, о котором понимаешь, что это единственное, что остается неизменным. Минимум мебели, на столе — ни одного документа или папки, видимо, все скрыто в ящиках стола и сейфе, минибар, темные шторы, которые даже в солнечный день могли погрузить комнату в полумрак. Это не то место, в котором хочется вести беседы, оно скорее напоминало какой-то очень личный мирок, в который никогда не захочется пускать посторонних.

И во всей этой обстановке взгляд зацепился за единственное светлое пятно среди строгих линий темного дерева, внезапно я осознала, что это фоторамка. Я подошла поближе, чтобы рассмотреть, и в который раз удивилась — какое мне до этого дело? А когда увидела, что это фото мамы, почувствовала, как вспыхнула, мне моментально стало жарко, даже руки задрожали от негодования. Фото он поставил. Память чтит. Да какое вообще право имеет??? Тоже мне, страдалец нашелся. Схватила рамку и прижала к груди, и в этот момент дверь отворилась… Я замерла, не способная сдвинутся с места, отец устремил на меня свой взгляд, и несколько секунд мы так и смотрели друг на друга, не моргая. Очевидно, он так же, как и я, не ожидал этой встречи, и сейчас, пытаясь понять, что происходит, выжидательно молчал. Я резко спрятала руку с фотографией за спину, всем своим видом показывая, что не собираюсь ставить то, что взяла, на место. Демонстрируя, что это только мое…