— Иногда они убивают… — прошептала она очень тихо, но я услышала.

— Если боишься — да, убивают, — ответила ей шепотом.

— Нет… они убивают тех, кто рассказывает.

Я почувствовала, как по коже поползли мурашки.

— Если ты расскажешь о них, то мы можем бороться с ними вместе.

Она усмехнулась… Это было жутко — услышать этот смешок в темноте. Так смеются не тогда, когда весело. Так смеются, когда уже ни во что не верят.

— Думаете, вы самая умная? Придете, пожалеете, скажете идиотские слова о страхах, и вам все расскажут, а вы поставите где-то галочку, что утешили несчастного ребенка? Вам плевать. Всем плевать. Не притворяйтесь.

Она повернула ко мне бледное лицо, наполовину закрытое растрепанными темными волосами.

— Что вы знаете о страхе? Убирайтесь отсюда. Оставьте меня в покое, — она не кричала, шипела, как перепуганный зверек, который отчаянно пытается защищаться, нападая.

— Тебя кто-то обидел? — увидела на ее плече кровоподтек, и она тут же поправила ночнушку.

И снова этот смех, вместе со сдавленными рыданиями. Надо будет поговорить с Натальей Владимировной и отправить девочку к психологу.

— Расскажи мне. Может быть, я смогу защитить тебя. Если молчать, то ничего и никогда не изменится.

— И так ничего не изменится. Они будут приходить и рвать на части, а потом дарить конфеты и пирожные, ленты и заколки, иногда кукол и деньги. Ничего не изменится. Убирайтесь вон.

Я судорожно сглотнула, а сердце забилось быстрее. Куклы… заколки… Девочки иногда получали такие подарки. После того, как…

Я встала со стула и сделала пару шагов к ней.

— А иногда они дарят новые платья, обещают, что это больше никогда не повторится, и если ты никому не расскажешь, то у тебя будет много новых платьев и вкусной еды… — все так же тихо, но она перестала всхлипывать и теперь смотрела на меня расширенными глазами, полными слез.

— Откуда вы знаете?

— А еще они всегда приходят ночью. Ты лежишь в своей кровати, укрытая с головой и слышишь шаги по коридору, думаешь: "Пусть это не за мной. Пусть сегодня кого-то другого." А утром… утром ненавидишь себя, когда одна из вас приходит с пустыми глазами, в которых отражается желание умереть. Иногда ты прячешься под кроватью, сжимая пальцами вилку или нож и прикидываешь, как сильно сможешь ударить, когда тебя схватят… И иногда ты думаешь, насколько сильно ты ударишь саму себя, чтобы больше не мучиться.

Она смотрела на меня широко распахнутыми глазами, и я видела, как дрожит ее подбородок.

— Они увели тебя, да? Пришли ночью и увели, а все молчали и так же трусливо прятались, делали вид, что спят.

— Уходите, — прошептала она, и я видела, как в полумраке блестят ее мокрые от слез щеки.

— Они били тебя. Он бил. По голове… или головой о стену, когда…

— Уходите. Немедленно уходите.

Но я не ушла, я села рядом с ней на кровати и резко прижала ее к себе. Очень сильно и грубо, к своему плечу, поглаживая по голове, она вырывалась, а я держала, пока она не затихла.

— Я была там… Я слышала, как они приходят… Я считала тех, кто не вернулся. Мы больше не будем молчать. Слышишь? Мы должны рассказать и уничтожить их всех. Я могу помочь тебе. Сейчас уже могу. Ты только не бойся больше. Главное — не молчи.