Сообщение исходило из сицилийского филиала банка Антинари. Оно было адресовано Карло, и это наводило на мысль, что старик скрывает известие о смерти сына.

В этом послании подтверждалось исполнение распоряжения, полученного от банкира. Оно гласила: «В соответствии с вашим распоряжением нами переведен один миллион долларов в банк «Оверсиз» в Нассау».

Поистине странно. Разве возможно, чтобы человек, собиравшийся покончить жизнь самоубийством, думал о том, чтобы перевести за границу миллион долларов? «Нет, — сказал про себя Каттани, — меня не проведешь: тут что-то не так». Он сунул телекс в карман и подошел к окну. Обдумав и сопоставив все факты, Каттани решил, что близок к разгадке. Когда он докапывался до истины, то обычно не мог унять волнения. Возможно, банкир, как все, кто остался жив после неудачной попытки самоубийства, больше вовсе и не помышлял о смерти. Может быть, он замыслил бежать, куда-то уехать. Хотел разом все бросить и укрыться за границей. Поэтому он и распорядился перевести эти деньги за рубеж.

Теперь комиссар вспомнил и о подозрениях, возникших у него при осмотре веревки, на которой висело тело банкира. Она была привязана к потолочной балке, находящейся слишком высоко, чтобы до нее можно было дотянуться, встав на стул. Сейчас стало яснее ясного: это было замаскированное убийство.

Коррадо принялся за поиски других улик. Перерыв сверху донизу спальню Карло Антинари, в одном из ящиков он нашел пакет, на котором от руки было написано «Для Джулии». В нем находилось что-то твердое, небольшое по размеру. Каттани разорвал бумагу, и в руках у него оказался маленький диктофон. Не задумываясь, он нажал клавишу, включив запись.

Раздался немного хриплый голос банкира: «Дорогая Джулия, сокровище мое, я записываю на пленку письмо тебе. Завтра сюда придет катер, и я передам эту запись матросу, чтобы он переслал ее тебе в Милан. Мне бы очень хотелось, чтобы ты приехала ко мне на Семио. А потом мы вместе отправимся и длинное путешествие…»

Вот слова, которые все объясняли! Каттани приготовился слушать запись дальше, но с некоторой досадой резко выключил диктофон. За его спиной бесшумно выросла Джулия.

— Извини, — проговорил Коррадо, — может, мне не следовало…

Она не ответила. Взяла диктофон у него из рук и вновь включила.

Голос отца продолжал: «Ты единственная, кто по отношению ко мне проявил понимание. Мне не всегда удавалось или не представлялось случая быть столь же внимательным к тебе. И чтобы ты меня простила, я заказал для тебя подарок Монкаде. Ты помнишь этого сицилийского ювелира? Ну, вот и все, моя радость. Теперь я с тобой прощаюсь и жду твоего приезда. Целую тебя. Папа».

Лента продолжала вращаться, и в наступившей тишине слышался лишь ее шорох.

По лицу Джулии лились слезы. Она протянула руку, выключила диктофон и простонала:

— Бедный отец… Он был так одинок…

Девушка ласково провела рукой по постели отца, словно он еще лежал на ней. Вытерла слезы и устало подошла к окну.

Море внизу уже почти успокоилось, ветер тоже улегся.

— Я хочу уехать отсюда, — сказала Джулия. — Мама была права. Здесь невозможно оставаться: это слишком тяжело. А кроме того, мне захотелось получить подарок отца.