Она повернулась и быстро ушла, чтобы офицер ненароком не увидел ее слез.

И невдомек было капитану-военкому, что среди безликого потока добровольно-принудительного контингента призывников из освобожденных территорий та смешная девчонка, которая и фамилию-то не успела назвать, окажется с характером, как кремень, упрямой и изобретательной. И очень скоро ему предстоит еще одна встреча с ней…

«Ты меня еще не знаешь, пенек замшелый!» – сказала она в сердцах, выйдя из военкомовской избы.

Парни рассмеялись: интересно, как в армию принимают девчонок?

Санька уже знала, что будет делать дальше, вернее, что сделает с собой. Она пошла к своей крестной, тетке Дарье, одной из немногих уцелевших в деревне после карательной операции… Домик ее был на окраине за пригорком и тоже уцелел: может, поленился или поостерегся сворачивать в сторону командир немецкого танка.

– И вот, – Саша сделала паузу, вздохнула, поправила прическу (короткие волосы ей очень шли), – говорю: «Тетя Дарья, вы меня всегда стригли. Постригите сейчас под „ноль“. Тетка, конечно, ни в какую: „В своем уме ты, доча?“ Говорю: „Это только для гигиены. Или сама постригусь, и будет, тетя, что-то страшное“. Потом созналась, на фронт иду. И вот она плакала и стригла меня, плакала и стригла… Что ж, говорит, творится на белом свете, разве можно так жить? Разве можно так жить?»…

Тетка Дарья и одежду мне дала, от ее покойного мужа осталась. Подвернула я штаны, рубаху в них заправила, веревкой подвязалась, лапти надела, все равно как до призывного пункта дойти, а там, в армии, оденут и обуют… Глянула на себя в кадушку с водой, зеркала-то не было. Ужас, лысое чудовище! Взяла котомку с оставшимися вещами и опять пошла к тому же капитану.

Глянул на меня этот «пень замшелый», не узнал, конечно. А я и голос изменила на грубый: «Деревянко Александр, 1925 года рождения, из деревни Большая Драгунская, работал трактористом. Хочу воевать в танковых войсках механиком-водителем…» Тут же и записали меня без всяких документов. А какие документы, все сгорело! Потом один месяц училась на курсах механиков-водителей. И там узнала, что потери у танкистов очень большие, и успокоилась: некогда будет проверять, пацан Саша Деревянко или девчонка. Вот так и сбылась моя мечта. А про остальное вы знаете…

Комбриг хотел спросить, пожалела ли хоть раз Саша Деревянко, в обличье мужчины бросившись, как в жерло вулкана, в самый пожар войны, на самую трудную работу. Но не стал задавать вопрос, ответ на который был очевиден. И сто раз был прав замшелый тот пенек, прогнавший сопливую девчонку с глаз долой. Да, женщинам на фронте неизмеримо труднее. Но когда рядом свои мужики, они ведь помогут, спасут, прикроют… Таков закон на белом свете.

Глядя на эту пацанку, Василий Иванович вдруг поежился, ему стало не по себе, что не уберегли ее от штрафной роты с безжалостной перспективой братской могилы и что после возвращения с того света вновь послали на задание, шансы выполнить которое были близки к нулю. А ведь в бригаде пруд-пруди лихих механиков-водителей…

Вместо этого Чугун сказал: