— Да.

— Ну и что?

— Это необычная женщина. Не хотел бы я с ней жить, да и Жерару, вероятно, этого не хочется, так как видится он с ней как можно реже.

— Он с ней появляется где-нибудь?

— Не слыхал.

Есть у нее приятели, приятельницы?

— Тоже не знаю.

— Любовники?

— О ней я не слышал никаких сплетен. Большинство считает ее неврастеничкой или психопаткой. Она здорово пьет.

— Я это заметил.

— Я сказал вам все, что знаю.

— Кажется, муж ее исчез месяц назад.

— И никому не дал о себе знать?

— Кажется, нет. Именно поэтому она забеспокоилась и явилась ко мне сегодня утром.

— Почему к вам, а не в бюро по розыску пропавших?

— Я спросил ее об этом же. Она ничего не ответила.

— Обычно, если он пропадает на несколько дней, он перезванивается со своим старшим клерком, забыл, как его зовут. Вы разговаривали с ним?

— Я обязательно встречусь с ним после обеда.

Уже через несколько минут Мегрэ открыл дверь инспекторской и кивнул Лапуэнту. Тот довольно неуклюже поспешил к нему — он всегда чувствовал себя неловко в присутствии комиссара: Мегрэ был его богом.

— Обойдемся без пальто, — пробурчал комиссар. — Здесь два шага.

Сегодня утром он надел только демисезонный плащ, который висел на вешалке.

Шаги гулко отдавались на мостовой. Приятно было вновь окунуться в атмосферу пивной «У дофина», в запахи кухни и спиртного. У стойки толпилось много полицейских, которым Мегрэ приветственно помахал рукой.

Они направились прямо в обеденный зал — он был уютный, с видом на Сену.

Хозяин пожал им руки.

— По рюмочке пастиса [2] за приход весны?

Мегрэ подумал и согласился. Лапуэнт последовал его примеру, и хозяин принес рюмки.

— Новое дело?

— Возможно.

— Заметьте, я ни о чем не спрашиваю. Соблюдение тайны у нас гарантировано, и — ни гугу… Что скажете о говядине с рисом и шампиньонами?

Мегрэ смаковал свой пастис — давненько он его не пробовал. На столе появились кое-какие закуски.

— Я все думаю, разговорится ли она после обеда, когда меня там не будет?

— Я тоже об этом думаю.

Они спокойно пообедали и вынуждены были съесть по миндальному пирожному, приготовленному хозяйкой заведения, которая сама принесла их, предварительно вытерев руки о фартук.

Было почти два часа дня, когда оба полицейских поднялись по главной лестнице уголовной полиции.

— Кабинеты переоборудовали, — пробурчал, задыхаясь, Мегрэ, — а поставить лифт не додумались.

Он прошел в кабинет, зажег трубку и принялся за разборку корреспонденции, проделывая это без особого энтузиазма. По большей части это были служебные бумаги, которые надо было заполнить, и донесения на подпись. Время от времени он поднимал глаза к окну и мысленно уносился за пределы кабинета.

Вот и снова весна. Воздух прозрачен, бледное небо, почки уже набухли. Через несколько дней проклюнутся нежно-зеленые листочки.

— Когда вернусь, не знаю, — крикнул он в дверь инспекторской.

На бульвар Сен-Жермен Мегрэ решил отправиться пешком, но пожалел об этом, потому что путь до дома 207-а показался ему неблизким и комиссару не раз пришлось утирать пот со лба.

Большой каменный особняк с потемневшими от времени стенами ничем не отличался от большинства домов на бульваре. Мегрэ толкнул отменно натертую воском дубовую дверь и оказался под сводами коридора, в конце которого виднелся мощенный плитами двор и старинные конюшни, переделанные под гаражи.