Для начала в отделе кадров засели за изучение личных дел тех военнослужащих, кто был в их списке, кто имел допуск к совершенно секретным документам. Такой допуск имеют далеко не все. Искали нестыковки и шероховатости в личных делах, буквально каждую букву изучали под лупой. И никаких зацепок. В абвере или другом разведывательном органе не дураки сидят, тщательно прорабатывают легенду агента. Да и не верили оперативники, что агент заброшен, живёт по чужим документам. Скорее всего – завербовали, подловив или на алчности, денег хотелось, либо на совершённой глупости, трусости. Причём крючок, на который попался военнослужащий, должен быть серьёзным. Либо он работает, рискуя быть разоблачённым, либо компромат подбросят в контрразведку, причём способом хитрым, никто и подумать не сможет, что это сделала спецслужба. Иногда абвер работал тонко. Подбросили же через НКВД, его агентуру, сведения, что верхушка РККА организовала заговор против Сталина. Пошли чистки, начиная с командармов Тухачевского, Уборевича, Якира и до командиров полков. В итоге перед войной РККА осталась без командиров опытных, имеющих военное образование. Не потому ли Красная армия первые полтора года войны отступала? Опытный командир значит для подразделения много. А если учесть бестолковость оставшихся при должностях, но неграмотных красных маршалов, вообще удивительно, как немцы не дошли до Урала. Крупные промышленные предприятия, в том числе Харьковский танковый, Луганский патронный, пороховые заводы и прочие располагались в зоне действия фронтовой авиации немцев и были разрушены почти сразу. Запасы боеприпасов, склады хранения боевой техники, в том числе новейших образцов, вроде Т-34, тоже располагались между старой и новой западной границей СССР и были в значительной мере уничтожены. И к декабрю 1941 года запасов пороха и взрывчатых веществ у промышленности уже не было. Если бы не помощь Англии и США по ленд-лизу, стрелять и взрывать было нечем. На фронте положение тогда сложилось тяжёлое. На пушку давали по одному снаряду в сутки, лимит! Головотяпство доморощенных маршалов привело к тяжелейшим последствиям, многочисленным жертвам.

Изучение личных дел сотрудников штаба ничего не дало. Андрей предложил ещё одно – исключить офицеров и мичманов, отсутствующих длительно, скажем – в командировках, когда радиостанция была в эфире, в госпитале. Итого за сутки удалось отсеять шестерых. Кто-то был в госпитале с радикулитом, второй офицер уехал в Москву на курсы, третий в Дагестан, где на базе завода Дагдизель показывали новую немецкую торпеду. Причём убывшим офицерам гарантированно не было известно о рейдах или выходах кораблей Черноморского флота, стало быть и радисту передать шифровку они не могли. Всё же шесть фамилий из списка вычеркнули, круг подозреваемых сузился. По полутора десяткам оставшихся пока ясности не было. Установить за всеми слежку практически невозможно. Около штаба наблюдатели приметны будут. Да и в город офицеры выбирались редко.

Вернулись в офицерское общежитие отдела. Ужин уже в столовой прошёл, а почти весь день не евши, утром только попили чай.