- Попугай! - саркастически воскликнула тетушка. - Наконец я узнала меру своей ценности! Так вот, довожу до сведения: ценность моей личности в глазах окружающих на десять... нет, на сто порядков ниже ценности старого, паршивого, замызганного попугая!
- Только не надо обобщать, - проговорила Эра. - Если ты имеешь кого-то в виду, то назови конкретно.
- У него заболел попугай! В ветлечебнице ему посоветовали специалиста по попугаям, тот был на даче, и нашему... общему другу пришлось ехать за город. Да нет, я ничего... - Тетушка устало махнула рукой. - Просто очень печально в один отнюдь не прекрасный миг узнать, что для человека, который для тебя... так сказать... в общем, что для этого человека по иерархии ценностей ты стоишь ниже попугая.
Глаза у нее снова наполнились слезами, нос подозрительно покраснел. Эра, не зная, как предотвратить близкие рыдания, обвела рукой роскошный еще стол и брякнула невпопад:
- Этого нам на две недели хватит!
Рыдания застряли у тетушки в горле, она смерила Эру изумленным взглядом, взяла блюдо с заливным и проследовала на кухню, сухо пробормотав через плечо:
- Прискорбное бесчувствие.
Наскоро пробежав заданный на завтра параграф по истории, Эра включила ночник и свернулась калачиком, спрятав нос в одеяло, - так любила она засыпать. Сон, однако, не шел. Постель была чересчур горячей, подушка комковатой, а комната, несмотря на настежь открытую форточку, - душной. Эра помучилась еще немного, ворочаясь с одного бока на другой, затем, поняв, что дело вовсе не в неудобствах постели, встала, сунула ноги в шлепанцы и, не надевая халат, пошла к тете Соне.
Комната тети была освещена помигивающей всю ночь рекламой "Гастронома", что был напротив, и, открыв дверь, Эра увидела, как дернулась тетя, вытягиваясь на постели и молниеносно пряча что-то под подушку.
Эра подошла и села на низенькую тумбочку, стоявшую рядом с тахтой.
- Ножку сломаешь, - сиплым, в нос, голосом сказала тетя.
- Она вообще без ножек.
Эра подумала, что бы такое сказать утешительное, но так и не придумала. Ну а если по правде, то ей думалось, что весь этот сыр-бор разгорелся не из-за чего, на пустом месте. Конечно, ситуация была для тетушки обидной, но у Валерия Павловича были вполне веские оправдания, да и, в конце концов, не плакать надо было бы тетушке, а радоваться, что хороший человек оказался не в морге, а вполне здоровехонек.
Тетя лежала тихо, уже как будто успокоившись. Казалось, она уснула. Однако, когда Эра встала, собираясь уходить, она сказала с тихим вздохом:
- Жизнь прошла... Прошла жизнь, и как будто бы нечего вспоминать. Нет, нет, события были, и даже много разных событий, но они имели отношение, как бы сказать... они касались не меня - других. Сначала болезнь старшей сестры, и я взяла на время ее мальчиков, потом она умерла... Ваш дед, мягко выражаясь, легкомысленный человек, да... хотя о мертвых не говорят плохо. Если бы я не оставила детей у себя, все три Варенькиных сына, в том числе и Генка, твой папа, оказались бы в детдоме. Как-то все решилось помимо меня. И покатилось, покатилось... Думать о себе просто не было времени. Мне кажется, я никогда не была молодой, потому что с девятнадцати лет меня звали тетей. И вот дети выросли и разлетелись, а со мной остались одиночество и пустота...