- Может быть, - пробормотал Мурашов. Потом сказал: - Насколько легче было бы жить, ну и... распределять свое время, свои занятия, что ли, если бы человек знал, в чем будет смысл его жизни. Иначе очень трудно.
- А ты считаешь, что все в жизни должно быть легко? Смысл жизни... Чтобы на этот вопрос ответить, нужно всю жизнь тем и заниматься, что отвечать.
- То есть жить?
- Вот именно.
- Но ведь человек должен знать, будет у него в жизни хоть что-нибудь стоящее или нет. Иногда бывает так тошно! Конечно, словес кругом хватает: сами, своими руками, гип-гип тру-ля-ля, но ведь это всего лишь словеса. Сам... а как сам? Вот вы, например...
- Что я? Смысл жизни у всех один: реализация своих способностей, стремление к счастью, если хочешь... Может, то, что я сказал, ты тоже назовешь словесами, я не знаю...
Мурашов отрицательно покачал головой, но как-то вяло, без задора. Они посидели еще немного и вскоре ушли, попрощавшись с Андреем Семеновичем, который пригласил Мурашова заходить к нему запросто, без церемоний. Мурашов молча кивнул - он по-прежнему был какой-то словно пришибленный, и лишь на улице он сказал Эре:
- Знаешь, после всех этих разговоров - "учиться - не учиться", "смысл жизни" и прочая, и прочая - я чувствую себя так, будто жалуюсь на плохой аппетит человеку, умирающему от голода. Короче говоря, препаршиво.
- Это с непривычки. Знаешь, для меня Андрей Семенович никогда не был каким-то особенным. Ну, то есть в обычном смысле ничем не выделялся.
- А это уже "с привычки", - хмыкнул Мурашов. - Что, ты сама не можешь понять, чего все это ему стоило? Получить образование и все остальное...
- Да... Просто страшно представить. У них ведь книги, знаешь, толстенные такие, и страницы с точечками. То, что для нас одна-единственная книга, для них - полшкафа.
- А что ты там в другой комнате на магнитофоне гоняла?
- Это его статья. Он надиктовал, я переписала, а потом отнесу машинистке на перепечатку. Он ведь философ. Закончил философский факультет, защитил диссертацию.
- То-то я ничего не понял. А вообще - как он живет?
- Так и живет. Приходит его племянница, прихожу я. Да и он сам наловчился - в окрестных магазинах его знают, столовая за углом, он сам может из пакета себе что-нибудь сварить... У него есть брошюрки печатные, три книжки. В журналах еще печатается.
- Ты к нему часто ходишь?
- Сейчас стараюсь почаще. В прошлом году у него была секретарша печатала, переписывала с магнитофона, читала ему нужные статьи. Андрей Семенович, когда получает, как он говорит, кругленькую сумму за книжку, берет секретаршу. Но в один прекрасный миг денежки кончаются - и секретарши исчезают. Последняя была, кажется, шестая. На моей памяти, естественно. Профессионалы покидают корабль, и за штурвал встает секретарша-любитель! - Эра со смехом раскланялась.
- Я... - Мурашов запнулся и нерешительно договорил: - Я ведь тоже могу помогать, переписывать и все такое.
Эра молчала.
- Знаешь, лучше не надо, - сказала она наконец. - То есть приходи, конечно, - заторопилась она, глянув на вспыхнувшее лицо Мурашова, - ну, просто в гости, поговорить, чай попить. Андрей Семенович... В общем, ему неприятно, когда помогают из жалости. Я ведь там выросла, для меня он лет до шести был дядя Адя, я действительно не думала и не замечала, что он "не такой"...