– А Тео говорит? Я имею в виду с Беном?

– Нет. Сегодня – нет. Пользуется каким-то странным языком жестов… Ну, да ладно. Бен к этому прекрасно относится. Дети вообще более терпимы, правда? Хотела бы я быть настолько спокойной…

– А можно мне поговорить?

– Прости?

– С Беном.

– Ой, мне кажется, он отошел в туалет. Не будем его сейчас беспокоить.

Я начинаю открывать фруктовый торт и, мучаясь с целлофаном, прижимаю телефон подбородком.

– Знаю, что это звучит смешно, но ты же знаешь меня… Позови его, и я обещаю больше вас не беспокоить.

Раздается шорох и стук, потом повисает длинная пауза, и я решаю, что Эмма положила телефон и пошла за Беном. На заднем плане какое-то время слышу голоса и нечто, похожее на плач, а потом – опять шорох, и Бен берет трубку.

– Мамочка, я не хочу идти плавать. – Я слышу его судорожное дыхание сквозь рыдания. – Я вообще не хочу выходить. Я домой хочу. Ты должна вернуться.

– Тише, Бен, милый. В чем дело, мой дорогой? Вы же идете не плавать, а за пирожными. А ты любишь пирожные.

– Эмма говорит, что сначала мы должны поплавать. Это такой сюрприз…

– Нет-нет, милый. Ты, должно быть, не так ее понял. Эмма знает о твоих отношениях с водой, мой хороший. Честное слово, знает. Послушай, дай ей трубку, и мамочка всё уладит. Тебе теперь не о чем беспокоиться. Эмма просто хочет, чтобы вы с Тео хорошо провели время.

– А когда ты вернешься?

– Завтра. Всего одна ночка, ты же помнишь? А теперь подумай, какое пирожное тебе хочется, и передай трубку Эмме. Крепко целую. Мамочка тебя любит. Крепко-крепко-крепко, не забывай.

После паузы, которая опять заполнена какими-то стуками, трубку наконец берет Эмма.

– Прости, Софи… Даже не представляю, откуда это всё взялось. Он почему-то вдруг стал сам не свой. Без всяких на то причин.

– Но вы не идете плавать?

– Нет, нет. Конечно, нет. Мне не нужны фобии, даже если это твои фобии, милочка. Я просто положила полотенца в сумку – на тот случай, если потом мы решим зайти в тематический парк. Тео всегда сильно потеет на аттракционах. Бен, наверное, увидел полотенца и сделал неправильный вывод.

– Ну да. Я сказала ему то же самое. Послушай, может быть, поговоришь с ним еще раз? Объясни ему, для чего нужны полотенца. Знаю, что я тебя уже достала, но по телефону он был страшно расстроен. Меня это даже немного напрягло.

– Конечно. А на водные аттракционы ему можно? Или мы можем заняться чем-нибудь другим… Я не хочу, чтобы он расстраивался.

– Думаю, что можно. Но спроси его самого. Вообще-то, он боится только плавания как такового. То есть всего, что пробуждает в нем воспоминания.

– Понятно. Ладно, думаю, что мне пора. Я пока отвлекла их шоколадом.

– Хорошо.

– Ты ни о чем не беспокойся. Через пять минут с ним всё будет в порядке. Ты же знаешь детей. Сейчас они чернее тучи, а через минуту улыбаются во весь рот.

– И не говори.

– Так что развлекайся.

Кофе кажется мне горьким, и я содрогаюсь, жалея о том, что позвонила. Отломив кусочек торта, убираю с него вишенку и засовываю в рот. Сама виновата в том, что совсем не занимаюсь фобией Бена. Нам придется с этим что-то сделать до того, как в школе начнутся уроки плавания. Лучше всего отвести его к специалисту. Вечно я это откладываю на потом… Наверное, из чувства вины.