Она сидела на своём бауле курила, и поглаживал его по лицу. А он сидел рядом на земле. Они оба молчали, она чуть улыбалась, он застыл с миной лёгкой обескураженности на лице. Её чуть-чуть задевало то, что он ничего наговорит ей, сидит как сыч днём, с выпученными глазами и всё. Ну, хоть какая-то реакция должна быть у этого мальчишки. Понравилось ему или нет, не говорит. Остекленел.
— Ну, вам понравилось? — не выдержала Ракель Самуиловна.
— Да я думаю, зря это всё было, — вдруг сказал Свирид, нахмуриваясь по своему обыкновение.
— Что зря? — спросила она, и убрала руку от его щеки, смотрела на него настороженно.
— Да это, то, что было сейчас.
— Почему? — всё ещё была насторожена она.
— Да вот вы раззадорили меня, а сами в Читу свою уедете, а я тут останусь. Без вас.
У неё отлегло от сердца, она снова прикоснулась к его щеке, и улыбнулась:
— А вы бы хотели со мной в Сибири остаться? Там такая тайга, что хоть полк будет искать нипочём не найдёт нас. Останетесь?
— А вы хотите? — он глянул на неё с недоверием.
— Очень хочу, — ответила она и поцеловала его в губы.
— Останусь, раз так, — решительно сказал он, — но сначала мне нужно до товарища Артузова добраться. Довезу вас до Читы, смотаюсь в Москву по-быстрому, а потом к вам вернусь.
— Кстати, у вас очень сильные пальцы, словно клещи, — она чуть покраснела и улыбалась, — я, конечно, люблю страстность и пыл, но теперь у меня вся попа в синяках.
— Ну, буду в следующий раз хватать полегче, — обещал Тыжных.
— А впрочем не нужно, держите меня крепче, мне это нравится, ну а синяки… Пусть будут. Попа в синяках, это пикантно!
— Это как? — не понял Свирид.
И тут паровоз дал свисток.
— Вот дьявол, — он вскочил, и посмотрел на часы, что висели над перроном, — мы колокол не слышали, до отправленья поезда осталось пять минут.
Она вскочила вся горячая раскрасневшаяся, а он попытался её обнять, поцеловать так не во время, но она отбилась и сказала оглядываясь:
— Так, товарищ Тыжных, погодите чуть-чуть, сейчас сядем в поезд и будете делать со мной, всё что захотите, а пока найдите мне мои панталоны.
— Да искать нет нужды, у меня в кармане они, — отвечал товарищ Тыжных, доставая предмет дамского гардероба из правого кармана брюк.
— А зачем вы их взяли? — удивилась она, забирая их у него.
— Да подумал, что такие они белые, чистые, и валяются на земле, вот и положил их в карман, что б вам потом в запачканных не ходить.
От этой, казалось бы, глупости, Ракель Самуиловна чуть даже не прослезилась, и сказала тихо:
— О господи, вы полегче так со мной, мой славный рыцарь, или меня разорвёт от вашей романтичности напополам, или я опять тут раскорячусь лицом к стене, и буду рыдать от бабьего счастья пока вы меня берёте, а я об эту стену уже один ноготь и так сломала.
— Чего? — не понял Тыжных.
— Ничего, — она быстро надела панталоны и застёгивала чулки, и спрятала в пояс револьвер, потом чмокнула его в губы, — давайте билет. И выходите за мной, как отойду на двадцать шагов.
Он так и сделал. Но пока они одевались, собирались и выходили на перрон, почти все пять минут прошли. Дежурный по станции уже подошёл к колоколу. Взялся за верёвку.