Товарищ Эгунд выходя из машины, огляделся вокруг, и был удручён увиденной неказистостью: частный сектор, гнилые дома, убогие заборы, нищета и нужники на улице.

— Товарищ, Буханкин, обойдите окрестные дома, приглядитесь, может, поговорите с кем ни будь, кто что видел, кто что слышал сегодня ночью, или в другое время. А вон, кажется, и та женщина, что нам звонила. Тыжных, за мной, товарищи, а вы по периметру дома, оглядите всё, — говорил Ян Карлович с характерным акцентом.

Он подошёл к Ракель Самуиловне, и протянув ей руку, сказал:

— Меня зовут товарищ Эгунд.

Уставшая, несвежая, после такой-то ночи женщина всё равно была прекрасна, она пожала руку товарища Эгунда и сказала:

— Ракель Незабудка.

— Незабудка? — насторожился товарищ Эгунд, он как раз совсем недавно изучал кое какие списки, он помнил это имя. — Незабудка, Незабудка, — серые его глаза чуть сузились, — так вы, по-моему, из эсеров.

— Я член ВКПб с шестнадцатого года, у меня дома партбилет лежит, — сказал Ракель Самуиловна, — но в партии эсеров я была.

— А когда и где видели Бориса Савинкова в последний раз?

— В ноябре тринадцатого года в Стокгольме, ещё до каторги и ссылки. Сейчас я член ГубСовета Читы.

— Угу, угу, — внимательно слушал её товарищ Ян Карлович, — а здесь как оказались?

— Познакомилась с товарищем Пильтусом в ресторане, он пригласил меня сюда.

— И приехали вы, значит, с ним сюда…

— Да. На квартиру к нему нельзя было.

— И товарищ Пильтус оказался… Не товарищем Пильтусом.

— Да, именно.

— И тут вы его…

— И тут я его…

— И чем же вы его?

— Этим, — Ракель Самуиловна показала «Браунинг».

— Угу, угу, — задумчиво говорил Ян Карлович. И продолжил, — а как он вас сюда уговорил ехать, в такое-то место, чем заманил?

— Ну, во-первых, у него был автомобиль, а вокруг было темно, — Ракель Самуиловна замолчал, но потом решила не врать, ведь всё равно узнают и сказала, — и потом он предложил мне три червонца.

Стоявший рядом и слушавший их разговор молодой товарищ Тыжных чуточку обалдел и молчаливо вознегодовал, услышав это: «Да как такое может быть! Товарищ член ВКПб с шестнадцатого года, член ГубСовета Читы и вдруг на квартиру, да в таком нэпманском виде, ночью, да ещё за деньги». У него лицо потемнело, и даже фуражка задвигалась сама на голове. Он готов был уже даже и сказать, что-нибудь, что нарушило бы субординацию, но сдержался. Хотя и с трудом.

А товарищ Эгунд не обратил никакого внимания на слова женщины, и спокойно сказал, кивнув головой:

— Ну что ж, пойдёмте, поглядим вашу ящерицу.

И они пошли в дом, хотя товарищу Незабудке вовсе не хотелось заходить в него.

Ящер так и лежал в комнате, света было мало, и Ян Карлович присел на корточки рядом с ним и стал рассматривать удивительную тварь. А Свирид Тыжных стал осматривать стены, кровать, и коридор, и другую комнату, гремел там тазами, ронял дрова, лез во все щели. Он был ответственным человеком, которому не было нужды давать указания.

— Значит, вы выстрелили шесть раз, — продолжил Эгунд.

— Никак он не хотел прощаться, — отвечала товарищ Незабудка. — Ему всё было мало.