— Не могу. У меня такое ощущение, что я должна найти ответы. Ради нее.

На другом конце линии замолчали.

— Мама?

— Эмили, много лет назад я тоже пыталась найти ответы, — наконец сказала она. — Больше всего на свете я хотела отыскать свою маму, встретиться с ней и, самое главное, спросить — почему она ушла, почему бросила меня. Поверь, я старалась изо всех сил! Но ничего, кроме пустоты и душевной боли, поиски не дали. Я решила, все, хватит, надо отпустить. А когда я это сделала, то поняла, что с островом тоже покончено, навсегда.

Я пожалела, что не могу посмотреть маме в глаза. Наверняка я увидела бы в них частицу той, кого она так долго искала.

— Я продолжу с того места, где ты закончила.

Мама глубоко вздохнула.

— Эмили, я так не хотела, чтобы ты об этом узнала! Меня тревожило, что ты многое у нее унаследовала: творческие способности, характер, даже внешность. Бабушка Джен тоже видела, что ты копия Эстер.

Мамины слова, будто иголкой с ниткой, сшивали разрозненные лоскуты моей жизни безупречным швом. Я вспомнила тот давний злосчастный день, когда бабушка Джен покрасила мои волосы, и поняла, что она испытывала отвращение не ко мне, а к моему сходству с Эстер. Оно так сильно пугало ее, что она решила поменять мою внешность. Подумать только, какую власть имела над ними Эстер!

— Бабушкина фата! — воскликнула я, вспомнив, как было обидно, когда мама не разрешила мне надеть семейную реликвию. — Почему ты не дала мне ее на свадьбу?

— Это было бы неправильно. Вот Даниэль — совсем другое дело! Я просто не могла отправить тебя под венец в фате бабушки Джен, ведь ты живое воплощение Эстер. Мне очень жаль, милая.

— Ничего, все в порядке.

— Мне так хотелось, чтобы ты была счастлива!

Я замолчала, тщательно обдумывая свои слова.

— Мам, есть еще кое-что.

— Что, детка?

Я зажмурилась, чувствуя тяжесть известия, которое собиралась обрушить на мать.

— В ту ночь, когда Эстер ушла из дома и исчезла, она была в положении.

Из трубки донеслись всхлипывания.

— Не может быть!

— Она ждала ребенка от Эллиота, того человека, которого любила. Обо всем написано в дневнике. Прости, я понимаю, как тебе тяжело это слышать.

Мама высморкалась.

— Все эти годы я злилась на мать, бросившую меня в младенчестве. Кто бросает своего ребенка? А теперь я хочу узнать только одно: любила ли она меня? Любила ли меня моя мама?

— Конечно! — ответила я без тени сомнения, решив, что маме нужно это услышать, и Эстер меня одобрила бы.

— Ты правда так думаешь, милая?

Ее голос — хриплый, искренний, без тени притворства — навсегда изменил мое мнение о маме. В глубине души она осталась маленькой девочкой, которая истосковалась по материнской любви. Я никогда не узнаю, какого труда маме стоило всю жизнь скрывать сердечную боль и комплексы брошенного ребенка, однако сейчас она не побоялась открыть свои чувства, и я ею восхищалась.

— Да, — твердо сказала я и потянулась к цепочке на шее. — Кстати, я тут кое-что нашла. Она наверняка хотела бы, чтобы эта вещица досталась тебе.

Я сняла кулончик в виде морской звезды, зажала в руке и кивнула сама себе. Да, Эстер была бы рада.