Жалко, что отец проклял сына, иначе можно было бы поклянчить книжечку. Это же литература, ее просить не стыдно.
– А он прямо окончательно и бесповоротно проклял, – осторожно спросила она, садясь чистить картошку, – прямо по-настоящему?
– Ир, если человека прямо из теплого гнезда выкидывают в коммуналку и предлагают ему жить от собственных трудов, это по-настоящему или нет?
– Ого! Он же еще мальчик был.
Кирилл пожал плечами:
– Восемнадцать лет, совершеннолетний. Сама подумай, на папином продукте воспитывают молодежь, прививают ей любовь к труду и к родине, березки всякие там, трудодни, хлеба налево, хлеба направо, и вдруг в собственном доме этого трубадура режима вырастает такое чучело в заклепках и заявляет, что все ценности, которыми папа кормит народ, не более чем муть голубая и чушь зеленая. Естественно, терпеть подобное невозможно, особенно когда ты секретарь союза писателей, каждого из которых трясет при мысли о твоей славе и успехах. Оглянуться не успеешь, как окажешься в центре дискуссии на тему: «Имеет ли право быть инженером человеческих душ человек, не сумевший спроектировать собственного сына? Можно ли доверить его руке социалистическое перо?»
– Не преувеличивай. Сейчас не те времена.
– Зато люди те.
Ирина опустила глаза на картошину, которую держала в руках. Обычно она не слишком старалась, срезала шкурку толсто, лишь бы поскорее, но при Кирилле надо показать свои таланты – чтобы кожура вилась, как серпантин, одной струйкой.
Картошка была сизая, вялая, с множеством белых проростков и вся в черных пятнах после зимовки. Противно, но молодая только на рынке. Не выращивают ее воспетые Михаилом Сухановым колхозники.
К сожалению, Кирилл прав. Люди всегда «те»: есть плохие, есть хорошие, вопрос только, что позволено плохим, что разрешено делать, чтобы отпихивать ближних от кормушки.
Слава богу, не расстреливают сейчас, но демагогией затоптать человека – почему нет?
На гнилом западе критерий один – прибыль. От этого слова принято кривиться и открещиваться, гнаться за нею очень позорно, особенно для интеллигентного человека, особенно в искусстве. Какие деньги, о чем вы, когда речь идет о формировании человеческой души? Мы ценим людей, воспитываем из них настоящих строителей коммунизма и не собираемся ради денег засорять им головы разным хламом, ничего общего с искусством не имеющим.
На первый взгляд, правильный подход, но где-нибудь в Штатах всем было бы глубоко плевать, что за дети растут у Суханова, пока его книги покупаются. Да хоть с рогами и хвостом, не страшно. Он приносит прибыль, и на этом точка. У нас не то. Взять хоть Высоцкого – на нем можно было делать деньги не меньшие, чем на водке. Проклятые капиталисты без передышки штамповали бы его диски и сборники стихов, снимали фильмы-концерты, в общем, эксплуатировали человека на всю катушку, что ему поесть бы некогда было, не то что пить. У нас – вежливый нейтралитет, несколько пластинок и выступлений на телевидении, а книга ни одна так и не вышла. Хорошо хоть магнитофоны изобрели, и Высоцкий сохранился для следующих поколений, а иначе так бы и канул.