Кто первый начал, кто нанес смертельный удар, осталось невыясненным. Смышляев теперь утверждал, что Дима, но Ульяна не хотела ему верить. Так или иначе, но Валеру взяли в оборот и следователи, и преподаватели в училище, и местный кагэбэшник.

Ему предложили чистосердечно признаться, что драка с курсантом происходила один на один, а Димы там и близко не было. Обещали небольшой условный срок и восстановить в училище, после того как он истечет.

Доказать, что Валера не убивал, просто-напросто нереально, поэтому он все равно понесет наказание, только если потянет за собой Диму, то это будет уже преступная группа, сообщество, и тут об условном сроке можно даже не мечтать.

Кроме того, Валера комсомолец, интересы страны для него должны быть на первом месте, и он обязан понимать, что если Диму посадят, то пострадает важная научная разработка. А вдруг враги прознают, что наши ученые – уголовники? Это же какой позор для страны! Нет, он, как настоящий советский человек, должен принять удар на себя. Сам погибай, а товарища выручай.

Что ж, итог Валериной сознательности и доверчивости оказался очень печальным – семь лет общего режима.

На зоне он не стал опущенным, но и авторитета не завоевал, и, человек от природы прямолинейный, с администрацией тоже не сотрудничал, поэтому отсидел от звонка до звонка.

Тогда он сохранил волю и, выйдя на свободу, твердо решил вернуться к нормальной жизни. Конечно, о продолжении военной карьеры не было и речи, но мозги Смышляев не прочифирил и надеялся получить высшее образование. А друг Дима ему в этом поможет, ведь не просто так Валера отсидел за него семь лет.

Соседи по бараку объяснили ему, что признаваться ни в коем случае было нельзя, молчал бы в тряпочку, а если уж Дима был так нужен родине, то родина могла просто не довести дело до суда.

В том, что Дима служил в Ленинграде, родном городе его матери, Смышляев увидел перст судьбы. Он приехал домой, мама прописала его к себе, а дальше начались сложности.

Тиходольский нашел старому приятелю место разнорабочего в НИИ, и на этом посчитал свой долг исполненным. Казалось, он совершенно забыл, от какой участи спас его Валера, и вел себя так, будто оказывает милость заблудшему старому другу, а не платит по старым счетам.

Что ж, Валеру покоробила такая снисходительность, и он решил добиться успеха сам.

Только ничего не вышло. Документы в институт не принимали, в техникум тоже.

Смышляев проявлял любознательность на рабочем месте, помогал научным сотрудникам с расчетами, читал монографии и через год разбирался в горном деле не хуже иного дипломированного специалиста. И у него почти получилось перейти из разнорабочих в лаборанты, а там можно бы и на заочное подавать, но тут в отделе кадров вспомнили, что он судимый, и оставили его на прежней должности.

Он был сильный, выносливый, но, когда собрался в первую свою экспедицию, молоденькая сотрудница устроила начальнику партии истерику, что она ни за что, ни за что, ни за что не останется ночевать в соседних палатках с бывшим зэком.

Смышляева не взяли, и вскоре он заметил, что те сотрудники, которые благоволили к нему и больше всех обещали, теперь при встрече отводят глаза и говорят с ним сквозь зубы.