— Я вас не понимаю, — высокомерно произнес Волохов. — У меня нет тайн, ради сохранения которых мне нужно было бы убивать людей.

— Вам, может быть, и не нужно, — согласилась Настя. — Но кому-то нужно. Вы не можете оспаривать очевидное. Валерий Васильевич, у нас с вами только два пути, по которым мы можем пойти. Путь первый: вы все отрицаете, и тогда мы начинаем очень сильно подозревать вас в организации пяти убийств. У нас есть показания свидетелей, которые видели, как вы приходили к Анисковец в мае этого года. И в ее квартире обнаружены ваши следы. У нас показания сестры Марфы о том, что вы бывали в доме инвалидов. У нас есть свидетельства того, что вы специально выбирали время посещений больницы, чтобы как можно меньше персонала знало вас в лицо. И убита единственная медсестра, которая хорошо вас помнит. Все остальные сестры и врачи знают о вас только понаслышке, по рассказам самой Мыриковой. Показания младших детей в счет не идут, Оля интеллектуально недостаточна, Павлик еще слишком мал. А Наташа, которая тоже хорошо вас знает, благополучно и очень вовремя исчезает. Как видите, оснований подозревать вас и даже обвинять более чем достаточно. Путь второй: если вы хотите, чтобы мы не считали вас убийцей, расскажите нам все, что знаете. Третьего-то пути нет, поймите это.

— К сожалению, я ничем не могу вам помочь. Я не знаю, о какой тайне вы говорите. По-моему, она является плодом вашего воображения.

Настя собралась уже было ответить, когда послышался звонок в дверь.

— Это ваш сосед? — спросил Коротков.

— Вряд ли, — ответил Волохов, — у него есть ключ. Это кто-то посторонний.

Юра сорвался с места и неслышно приоткрыл дверь в коридор. Раздались торопливые шаги Ирины, щелкнул замок. Коротков осторожно выскользнул в коридор, стараясь, чтобы его не было видно от входной двери. Настя молча разглядывала Волохова, пытаясь воспользоваться неожиданно предоставившейся передышкой и изменить стратегию разговора, потому что тот план, который она выработала, сидя в машине с Коротковым, видимых успехов не принес. Волохов ничего не боится, во всяком случае, ничего из того, что она ему припасла. Вероятно, он и в самом деле не причастен к убийствам. Но должен же он чего-то бояться! Не может он не знать, во имя чего убиты пять человек. Нужно только найти правильный ключ, чтобы заставить его сказать.

Дверь распахнулась, в комнату ворвался Коротков и, не говоря ни слова, протянул Насте какой-то листок. Это была фототелеграмма. Поздравление Павлику Терехину от его старшей сестры Наташи.

— Взгляните, Валерий Васильевич, — она протянула телеграмму Волохову. — Это почерк вашей дочери?

Он испуганно взглянул на телеграмму, будто боясь к ней прикоснуться.

— Что это?

— Не бойтесь, это не кусается, — усмехнулась Настя. — Возьмите и прочтите.

Волохов осторожно взял телеграмму и быстро пробежал глазами ровные мелкие строчки.

— Да, это ее рука. Слава Богу, ей не стало хуже.

— Из чего такой вывод?

— Строчки ровные, буквы четкие. Это означает, что она не принимает сильнодействующие лекарства. Когда у нее боли, ей дают такие препараты, которые по своему действию сродни наркотическим. Тогда у нее нарушилась бы координация и она не смогла бы написать так ровно и четко. И текст свидетельствует о том, что у нее ясное сознание. Погодите, но почему?