— Нет. Откуда мне было знать, что муж моей пациентки с ней знаком? Я понятия не имел, о ком идет речь.

— И что произошло бы, если в ваш рабочий кабинет Олег Жестеров привел бы вашу дочь? Как вы себе представляете развитие событий?

— Ну... — Волохов пожал плечами. — Не знаю. Мне трудно представить, что было бы. Наверное, было бы не очень приятно.

— Ира знает, где и кем вы работаете?

— Нет. Для нее я — скромный финансовый работник, бухгалтер на предприятии.

— Ну и каково же ей было бы увидеть скромного бухгалтера в ипостаси доктора наук, светила медицины?

— Послушайте, не читайте мне мораль. Вы пришли, чтобы объяснить мне, что лгать нехорошо? Я это в школе проходил. Я взрослый человек, мне пятьдесят один год, и если я говорю неправду, значит, у меня есть для этого веские причины, и причины эти для меня куда более существенны, чем детская истина про недопустимость вранья.

— А вы не находите, что Олег погиб очень вовремя? Как раз тогда, когда ему и нужно было уйти со сцены, чтобы ваш прелестный маленький обман не раскрылся. Валерий Васильевич, мы тщательно изучили записи в вашем блокноте и не нашли в них ничего, что свидетельствовало бы об острой необходимости переносить визит Олега и его протеже. Но вы консультацию все-таки перенесли. Выиграли тем самым целых трое суток. За эти трое суток Олега не стало. Попробуйте что-нибудь возразить на это.

— Но ваши сотрудники проверяли мое алиби! Юрий Викторович, вы же сами...

— Совершенно верно, — снова вступил Коротков. — Более того, мы проверяли ваше алиби на момент всех убийств, о которых вам только что рассказали. И пришли к выводу, что лично вы этих преступлений не совершали.

— Ну вот видите, — облегченно вздохнул Волохов. — Тогда что же вы мне тут...

— Сейчас объясню, — перехватила инициативу Настя. — Если лично вы не участвуете в совершении преступления, это не означает, что у вас не может быть помощников.

— Да о чем вы говорите?! Какие помощники? — возмутился Волохов. — Я никого не убивал и не имею к этим смертям никакого отношения. Ровно никакого. Перестаньте выдумывать.

— Ладно, перестану. Закончим фантазировать и перейдем к грубым реалиям. Валерий Васильевич, ваши трогательные мужские признания о женщинах, которых вы любили и которые рожали от вас детей, никак эти смерти не объясняют и не оправдывают. Не стоят ваши амурные похождения этой горы трупов, понимаете?

— Боже мой, но я пытаюсь внушить вам то же самое вот уже битый час! Конечно, не стоят. Поэтому у вас нет никаких оснований меня подозревать в этих убийствах. Что мне скрывать? Я — человек свободный, и огласка моих, как вы изволили выразиться, амурных похождений не причинит мне ни малейшего вреда. Так что и говорить не о чем.

— Есть о чем говорить, очень даже есть. Потому что существует что-то такое, ради чего положили эту гору трупов. И положили ее вокруг вас, Валерий Васильевич. Может быть, это сделали вы сами вместе с кем-то, кто помогал вам. Может быть, вы действительно этого не делали и не имеете к убийствам никакого отношения. Но то, что убийства имеют отношение к вам, сомнению не подлежит. Вы — человек здравый и не чуждый аналитическому мышлению, раз уж защитили две диссертации, и вы не можете со мной не согласиться. Так скажите же мне, что это за тайна, которую так старательно охраняют эти трупы? Зачем убили всех этих людей? Если я узнаю, почему они погибли, я узнаю, кто их убил. А вы это сделали или не вы это уже вопрос третий. Ответ на него я как-нибудь найду.