Эдуард промолчал, зато на меня набросился отец Коэнвулф.

— «Может»? — негодующие вопросил он.

— Воистину может, — легкомысленно сказал я.

Я провоцировал их, напоминая Эдуарду, что у него есть кузен, Этельвольд, который имеет на трон больше прав, чем сам Эдуард, пусть даже Этельвольд, племянник Альфреда, был жалким подобием мужчины.

Мои слова на время заставили Эдуарда замолчать, но отец Коэнвулф был сделан из материала покрепче.

— Я удивился, господин, — нарушил молчание священник, — обнаружив здесь госпожу Этельфлэд.

— Удивился? — спросил я. — Почему? Она смелая леди.

— Ее место, — проговорил отец Коэнвулф, — рядом с мужем. В этом мой господин Этелинг со мной согласен. Не так ли, господин?

Я посмотрел на Эдуарда и увидел, что тот покраснел.

— Ей не следует здесь быть, — выдавил он, и я чуть было не рассмеялся.

Теперь я понял, почему он с нами поехал. Его не очень интересовали несколько миль Восточной Англии; он поехал для того, чтобы выполнить наставления отца. А наставления эти заключались в том, чтобы убедить Этельфлэд повиноваться своему долгу.

— Зачем вы мне это говорите? — спросил я священника и принца.

— Ты имеешь влияние на госпожу, — мрачно сказал отец Коэнвулф.

Мы пересекли водораздел и ехали вниз по длинному некрутому склону. Тропу окаймляли ивовые рощицы, далеко впереди поблескивала вода — серебряный глянец под бледным небом.

— Итак, — не обращая внимания на Коэнвулфа, я посмотрел на Эдуарда, — отец послал тебя для того, чтобы ты сделал выговор сестре?

— Таков христианский долг — напоминать ей о ее обязанностях, — ответил тот очень натянуто.

— Я слышал, отец твой оправился от болезни.

— За что следует благодарить Бога, — вставил Коэнвулф.

— Аминь, — сказал Эдуард.

Но Альфред не мог прожить долго. Он уже был стариком, ему было далеко за сорок, и теперь он заботился о будущем. Король делал то же, что и всегда — устраивал вещи, приводил в порядок вещи, пытался навести порядок в королевстве, окруженном врагом. Он верил, что его зловещий Бог накажет Уэссекс, если королевство не будет благочестивым, поэтому пытался заставить Этельфлэд вернуться к мужу или — как я догадывался — в монастырь. В семье Альфреда не место явному греху, и эта мысль вдохновила меня.

Я снова посмотрел на Эдуарда и жизнерадостно спросил:

— Ты знаешь Осферта?

Эдуард покраснел, а отец Коэнвулф сердито уставился на меня, молча предупреждая, чтобы я больше не затрагивал эту тему.

— Вы не знакомы? — спросил я притворно-невинно. После чего окликнул Осферта: — Подожди нас!

Отец Коэнвулф попытался повернуть лошадь Эдуарда в сторону, но я поймал ее уздечку и заставил Этелинга поравняться со сводным братом.

— Расскажи мне, — обратился я к Осферту, — как ты заставишь мерсийцев сражаться.

Осферт нахмурился, гадая, к чему я клоню. Он посмотрел на Эдуарда, но не узнал брата, хотя сходство между ними бросалось в глаза. Оба они унаследовали длинное лицо Альфреда, его впалые щеки и тонкие губы. Лицо Осферта было более жестким, но и жизнь его была более жесткой. Его отец, стыдясь собственного бастарда, пытался сделать из Осферта священника, но тот стал воином — и привнес в это ремесло отцовский ум.