– Ай, брат, подходи такой палов вкусный. Сам бы всё съел. Тебе как другу один коса насыплю. Двадцать сом.

Двадцать рублей? Не бесплатно.

Большой казан, почерневший от огня, и с крышкой, тоже почерневшей. Рис янтарного цвета. Даже кусочки разорванного мяса видны и большая головка чеснока сверху. Эх. двадцать рублей не деньги, решил Вовка, и присел на небольшую скамеечку. Что там той котлеты было после двух часов тяжёлого футбольного матча, он килограмма три всяко-разно потерял. И огромную кучу килокалорий. Футболистов толстых не бывает. Все сухие. Побегай полтора часа по полю.

Косушка, это миска такая небольшая, получилось на один зуб. Так хотелось ещё с двадцатью рублями расстаться. Вот только в туалет сходить надо.

– Слушай, уважаемый, – обратился Фомин к повару, – где тут у вас удобства?

– Какой удобства? А, эти удобства. Нет ни какой удобства. Вон, туда в посадку иди, там неудобно, но мал-мал удобно.

– В эти? – Метрах в пятидесяти было что-то типа аллеи, ну, или на самом деле посадок.

– Та, туда ходить.

– Я провожу, да и самому надо, – поднялся зазывала, что его сюда заманил.

Дошли до аллейки этой. Там сразу запах мочи проявился. Да, мал-мал удобно. Вовка расстегнул штаны и тут какой-то подозрительный шум за спиной образовался.

– Кошелёк или жизнь?

– Мне и то, и другое.

Ольга Дэв

Дамы и господа! Мы покажем вам традиционное шоу Дикого Запада, вы о нем наслышаны. Оно называется «ограбление». Сохраняйте спокойствие, и все пройдёт хорошо.

Цитата из фильма «Красное солнце»

Вовку кто-то ворочал. Что вставать пора? А будильник? И Третьяков почему-то молча его ворочает. А не аккуратно трясёт за плечо со словами: «Фома, подъём!». Ерунда какая. А голова почему болит? Простыл? Заболел? Стоп, он же плов ел. Отравился, но при отравлении не голова болит, а совсем другое место. Его опять перевернули и стали штаны снимать. Врачи? Понятно, в больницу попал.

Фомин попытался открыть глаза. Какая-то корка мешала. Получилось только один. Он лежал не на кровати или, там, на каталке в больнице, а в той самой аллейке, куда и пошёл насущную потребность организма осуществить. Прямо перед глазами маячила чья-то голова, и голова была почему-то в его фуражке восьмиклинке. Вовка попытался второй глаз открыть, но только боль в затылке усилилась. В это время товарищу, что снимал с него бостоновые брюки, это удалось, и он выпрямился, встав на колени. Оба-на. Да это же тот самый фиксатый зазывала, что уговорил его «палова» попробовать. И спрашивается, зачем он с него штаны снял?

Мать твою, налево, да он извращенец! Ну, нет, так дело не пойдёт! Тут вам не толерантная Америка! Вовка подобрал правую ногу и со всей силы вдарил голой пяткой в нос извращенцу. Хрясь. И нос товарища вдавился в голову, а из того места, где он был до этого, прямо хлынула кровь, не как у Тарантины фонтаном, а пузырями и ручейком. Фиксатый хрюкнул и завалился на бок. А пятка почему голая? Где дорогущие казачки, что ему в сапожной мастерской сшили? Половину зарплаты отдал за них.

Вовка попытался подняться. Пусть и со второго раза, но удалось сесть. Фиксатый лежал на боку и заливал кровью его штаны от наградного костюма. Блин блинский, кровь же не отмывается толком. Фомин попытался вытащить брюки из-под извращенца, но острая боль в затылке как даст, словно раскалённую иглу в голову воткнули. Тогда попытался тянуть медленно. Фиксатый застонал и заворочался. Не пойдёт так. Вовка с трудом отполз чутка, опять подобрал ногу, и врезал снова по тому месту, что кровь исторгала. Нос, наверное, там раньше был. Опять извращенец хрюкнул и дёргаться перестал.