Жаль, с тещей пока не свиделся. Сами понимаете, не последний человек в семье.

Надеюсь, боярин больше не держал на меня камень за пазухой. Я давно уже выбросил из головы обстоятельства нашего знакомства. Что было, то было. Зачем ворошить прошлые обиды?

Он думал то же самое и, улучив момент, подошел и шепнул на ухо:

– Ты прости меня, ежели что… – Настин отец замялся, не зная, как продолжить. Чувствовалось, что ему трудно даются эти слова. На скулах вдруг заалели пятна. Надо же – смущается!

Я пришел тестю на выручку:

– Все забыто, Александр Алексеевич. Будто и не было ничего. Мы ведь теперь роднёй друг дружке приходимся. Вместе держаться станем.

Довольный боярин кивнул, выпятил губу. Вот оно как бывает – самое именитое российское дворянство уже начинает гордиться близостью с худородным «немцем».

Потом было венчание, хор певчих в нарядных кафтанах, дородный батюшка с поистине армейской выправкой. Не удивлюсь, если выяснится, что когда-то ему довелось «трубить» в гвардии до выхода в абшид по болезни или ранению.

А вот и последняя часть обряда. Мы обменялись кольцами. Невеста откинула фату, подставила алые губки.

Ах, этот сладкий медовый вкус поцелуя! Прикосновение нежных пальцев, волшебный аромат счастья по имени Настя!

Толпа гостей на выходе, море цветов. Свадебный пир, сама императрица в высоком кресле – довольная и веселая, разрумянившаяся так, будто сама сегодня замуж выходит.

Мы подошли к ней, встали на колени:

– Благослови, матушка!

– Поднимитесь, дети мои, – ласково сказала Анна. – Благословляю вас. Любите друг друга, ибо в любви и есть назначение высшее. – Она с улыбкой тронула руку стоявшего возле кресла Бирона, перевела взгляд на меня: – Что скажешь, граф, хорошую я тебе невесту сыскала?

– Лучшую на свете, ваше величество!

Настя заворочалась во сне, повернулась ко мне спиной. Я приобнял ее за тонкую осиную талию, нежно провел рукой, гладя.

Тихо заиграли часы. Я отдернул шелковый полог алькова. Пора, служба зовет.

– Куда собираешься, Митюша? – сонно жмуря глазки, спросила Настя.

– В полк, – сказал я, целуя ее в лобик. – А ты досыпай.

Недавняя «революция» лишила преображенцев трех сотен личного состава, причем гренадер – самых отборных солдат, отличающихся не только хорошими физическими данными, но и особой подготовкой, включающей в себя как метание гранат, так и штыковой удар. Потеря была восполнимой, но на все требовалось время, которого я не имел. По приказу императрицы Преображенский полк в ближайшие дни выдвигался в поход, и забот по подготовке было по горло. Требовалось решить вопросы с обеспечением боеприпасами, провиантом, обмундированием, фуражом. Сотни мелких проблем превращались в одну большую.

Кроме того, были и офицеры, и солдаты, которые посматривали на меня косо. Я прекрасно понимал, что мне предстоит завоевывать авторитет, несмотря на громкую славу недавних событий. Как ни крути, я был чужаком, а для некоторых, кого мое возвышение отодвинуло, – вообще «моментом», который просто воспользовался удачно сложившимися обстоятельствами.

Отношения между новой и старой гвардией были натянутыми. Основной костяк Измайловского полка составляли потомки казненных при Петре московских стрельцов. Они недолюбливали семеновцев и преображенцев, а те отвечали им взаимностью. Такова была введенная при Анне Иоанновне система противовесов в гвардии, которая не давала гвардейцам превратиться в подобие турецких янычар. Постепенно противоречия сглаживались, однако мой старый измайловский мундир (новый еще шился) не добавлял мне обожания в глазах солдат Преображенского полка. Тем не менее я понимал, что война все расставит на свои места.