Потом трехмесячная отсрочка закончилась, и настал час.

Было 1 января 2004 года, солнечный четверг, и мне на следующее утро надо было явиться в тюрьму. Как я понимал, у меня было два варианта: я мог прийти сам или же попросить приставов прийти за мной. Ни один из этих вариантов не приводил меня в восхищение, но я все же решил выбрать первый. Дети, конечно, не имели обо всем этом ни малейшего представления, но им предстояло все это узнать.

Как раз в это время они, радостно улыбаясь, спускались по лестнице, а за ними плелась явно нервничавшая Герцогиня. Мы с Джоном сидели в их гостиной, которая по очередной иронии судьбы странным образом напоминала гостиную на Мидоу-Лэйн: через заднюю стену из зеркального стекла открывался замечательный вид на океан, она была также уставлена мебелью в стиле шэбби-шик (в данном случае, правда, в немного более строгом варианте), в ней было множество разбросанных повсюду диванных подушек, салфеточек и дорогих антикварных вещиц, а камин из песчаника возвышался до самого потолка. Все это говорило о том, что мои подозрения относительно Герцогини были верны: она всегда обставляла свои пляжные дома одним и тем же образом.

– Не волнуйся, – сказал сидевший напротив меня на кушетке Джон, – я буду обращаться с твоими детьми как со своими.

Я печально кивнул.

– Я знаю, Джон. Я доверяю тебе больше, чем ты можешь вообразить.

И это было правдой. За последние шесть месяцев я хорошо узнал Джона и понял, что он был добрым, великодушным, ответственным, харизматичным, самостоятельно всего добившимся человеком, и, что особенно важно, как он и сказал, он обращался с моими детьми как со своими собственными. Они будут с ним в безопасности и ни в чем не будут нуждаться.

– Привет, папа! – радостно сказала Чэндлер, садясь рядом со мной на кушетку. – Что это у вас тут за семейная беседа?

А вот Картер и не подумал сесть, не доходя двенадцати футов до кушетки, он оттолкнулся и заскользил по терракотовому полу в своих белых носках. Потом ухватился за спинку кушетки, перепрыгнул через нее, словно прыгун в высоту, и без проблем приземлился прямо рядом со мной.

– Привет! – радостно пискнул он, а потом откинулся назад и положил ноги на австралийский кофейный столик черного дерева.

Джон, всегда следивший за дисциплиной, строго посмотрел на него так, что Картер сразу же закатил свои голубые глаза и опустил ноги на пол. Тем временем Герцогиня села рядом с Джоном в ореховое кресло. Она по-прежнему была прекрасна – может быть, чуть постарела, но с учетом того, что нам с ней пришлось пережить, она была просто чертовски хороша. На ней были просто джинсы и футболка, как и на нас с Джоном. Дети были в шортах, и их кожа сияла молодостью и здоровьем.

Я сделал глубокий вдох и сказал им:

– Идите-ка сюда, ребятки. Мне надо кое-что вам рассказать, и я хочу, чтобы, когда я буду говорить, вы сидели у меня на коленях.

И я протянул к ним руки.

Картер сразу же прыгнул ко мне и устроился на моем правом колене, свесив ноги между моими ногами. Потом он меня обнял. Ему было всего восемь с половиной лет, и он ничего не подозревал.