Львова повернулась в сторону десятка темных фигур в полицейской форме, идущих к воротам, у которых держал оборону от пожилых библиотекарш, учительниц и сторожей несгибаемый Дегтярев.
– Алёна, снимаете? Вот сейчас, как полиция подойдет, попробуйте крупные планы.
– Все в порядке, Кларисса, работайте, уже хороший материал получается, – заверила ее корреспондентка Алёна, и Львова, высоко подняв голову в капюшоне, шагнула навстречу полиции – то ли леди Макбет, то ли Мортиша Аддамс.
Впереди, недовольно отдуваясь и то и дело вытирая толстой ладонью круглое лицо, шел сам начальник полиции Михальчук. Неприятный сюрприз: Львова думала, что приедут несколько человек из ближайшего отделения, может быть, какой-нибудь капитан или даже майор, с которыми можно будет пререкаться и спорить, но уж никак не ожидала увидеть Михальчука.
– Привет, Клара, – устало сказал он. – Я-то думаю, кто тут моих парней напугал. А это ты.
Львова краем глаза уловила свет фонарика телевизионной камеры, приосанилась и громко сказала:
– Да, это я! И мы пришли сюда заявить наше право на поклонение духовному наследию предков!
– Понятно, – отозвался Михальчук. – Пойдем в машину, поговорим.
Львова поколебалась немного, потом показала оператору и корреспонденту Алёне на полицейских, медленно раздвигающих нестройные ряды адептов «Северной Веды», и направилась вслед за Михальчуком.
Они уселись на заднее сиденье его личной Toyota Landcruiser: Михальчук пропустил Клариссу вперед и, пыхтя, залез следом. Хлопнула дверца. Полицейский опустил немного стекло, вытянул из кармана пачку сигарет, сунул одну в рот и предложил Львовой:
– Покурим?
– У меня свои. – Она достала из-под дождевика одну тонкую сигаретку, зажала ее в узких красных губах и прикурила от протянутой Михальчуком зажигалки.
– Ну, Клара, рассказывай, что ты тут хулиганишь? – спросил полицейский, выдохнув в узкую щель в окне большой клуб дыма, часть которого тут же повисла под высоким потолком джипа серым пологом.
– Работаю я, Стас, – недовольным голосом отозвалась Львова. – А ты зачем сам приехал?
– А я тоже работаю, – сказал Михальчук. – У меня категорический приказ: никого постороннего рядом с раскопом. А тут звонят в отделение эти два обормота, ничего не говорят толком, чуть не кричат про нештатную ситуацию и что нужна помощь. Если бы я знал, что это ты, не приехал бы, а то у меня и без этого головных болей хватает: следователи приехали из Михайловска по поводу этого утонувшего в бассейне парнишки, ограбление с тяжкими телесными в Слободке, да и вообще, что-то у нас неспокойно в последнее время… Могла бы и предупредить, кстати, по дружбе, что собираешься тут устраивать свой шабаш.
– Ой, Стас, – отмахнулась Львова. – Не хотела портить эффект. Планировалось, что твои бойцы будут прогонять всех от ворот, может, хотя бы за руки тянуть или толкать. Кого-нибудь из моих старых кошелок в грязь уронят.
– А мне потом отвечать, да?
– Да ладно, не было бы никаких жалоб, просто для картинки хорошо.
– Ну, теперь уже не уронят, – резонно заметил Михальчук.
– Теперь уж да. Слушай, ну если не будет толкотни, может, что-нибудь другое придумаем? Мне нужно людям дать что-то, не зря же они в эту даль приперлись, да еще в такую погоду.