— Я не хотел вас в это дело впутывать, — отвернулся Гуров. — У вас семьи, дети, внуки… А мне, по большому счету, терять нечего. Родители только. Но отец бы меня понял.

— Лева, тебе просто духу на это не хватило бы, воспитание не то, наследственность не та, — устало произнес Орлов. — Одно дело — вооруженный преступник, с которым ты, в общем-то, на равных, и совсем другое — безоружный человек, который у тебя в ногах ползать будет, ботинки лизать и о пощаде умолять. Как ты в такого выстрелишь, не говоря уж о большем?

— Между прочим, дети, я уверен, их тоже о пощаде умоляли, плакали, кричали! Что же этих извращенцев это не остановило? — не менее устало спросил Гуров. — И не надо мне говорить, что они психически ненормальны. Они от вседозволенности пьянели, от сознания своей власти над маленьким ребенком. Убить такого — даже не грех!

— Я разговаривал с теми, кто раньше смертные приговоры в исполнение приводил. У них и оклады были хорошие, и отпуска подлиннее, и прочие льготы, и не безвинные жертвы перед ними сидели, а матерые преступники — они же материалы дела перед расстрелом читали, но все равно для них это бесследно не проходило. Не смог бы ты, Лева! Но вот если бы их всех не порешили уже…

Гуров резко повернулся к нему и спросил:

— Всех? Но там же приписка, что список может быть неполным.

— Разберемся, Лева! Разберемся! — успокоил его Петр. — Не об этом сейчас! Так вот, если бы ты все нам рассказал, то мы втроем уж нашли бы выход из положения — или у нас должников мало? Неужели среди них нет таких людей, которым подобные извращения западло? И покарали бы они этих уродов так, как никто из нас не смог бы! И предлагаю эту тему закрыть! А теперь забирайте свои списки и работайте по ним! И придумайте, как нам это дело закрыть в связи с невозможностью за давностью лет обнаружить виновных, то есть тех, кто убил охранника, Проста и Суховей. Прост у нас пойдет организатором, а остальные — сообщниками. Убитые педофилы давно в «висяках» числятся, так что нечего в этом направлении копать, по скелетам детским вовсю эксперты работают, и это дело нужно выделять в отдельное производство. И вообще пошли отсюда — у меня из-за вас давление подскочило! И не вздумайте опять собачиться! Нас всего трое!

Забрав свои бумаги, пристыженные Стас и Лев направились к двери, но Гуров приостановился и спросил:

— Петр! Узнай, почему эти убийства в одно уголовное дело не объединили — ведь серия же просматривалась.

— А ты посмотри внимательно, кто был кем, тогда и поймешь, почему шум не стали поднимать — серию-то, как ни старайся, в кармане не спрячешь! — буркнул Орлов.

Лев пошел в их кабинет, а Крячко отправился в буфет за плюшками к чаю. Пока его не было, Гуров просмотрел полученные Стасом распечатки и пришел в такой ужас, что волосы на всем теле встали дыбом — а он-то наивно полагал, что после всего, что узнал, увидел и услышал, поразить его больше нечем. И оказался не прав! В его списке были только фамилии, имена и отчества, а вот у Стаса были еще и должности, которые эти извращенцы занимали при жизни. Теперь ему стало ясно, почему и дело Камолова бесследно исчезло где-то наверху и почему все остальные дела по убийствам этих уродов в одно не объединили — скандал разразился бы такой, что небу стало бы жарко. А так, по отдельности, их тоже затребовали наверх, и сгинули они бесследно. И родственники этих извращенцев даже пикнуть не посмели, потому что кому же хочется, чтобы на него пальцем показывали? А ведь позор был бы несмываемый, причем не только для них, но и для детей с внуками. Вернувшийся Стас увидел перекосившееся лицо Гурова и озадаченно уставился на него, но Лев просто кивком показал ему на его распечатки и ничего объяснять не стал. Пока закипал чайник, Крячко быстро их просмотрел, зеленея просто на глазах, и растерянно проговорил: