Послышались звуки уверенных шагов, затем звяканье металла, приглушенные голоса – в просторный зал крома вошел князь Дажин, следом за ним ступают два рослых воина, мощный торс до самых колен скрывает белоснежное платье, на шее и плечах устроился заморский искрящийся серебром мех, под тонкой материей угадывается кольчуга с железными вставками. В руках молодцы сжимают жуткие секиры на длинном древке.

Сейчас властитель славянских племен не походит на потного воина, которого повстречал Тагулай в саду. Его мускулистое тело скрывает расшитый крупными самоцветами тонкий заморский шелк, в груди червонным золотом горит коловорот, талию опоясывает испещренный серебряным и золотым шитьем пояс, ноги облачены в красные тонкой выделки кожи полусапожки, острые носки хищно чуть приподняты вверх. Глаза князя излучают спокойствие и мудрость. Он кивнул Тагулаю и сел на трон, за спиной замерли воины с секирами.

Советник хана Ухтамара низко склонился в приветствии и с достоинством опустился на заботливо принесенный деревянный стульчик напротив князя. Телохранители Тагулая неслышно отступили на несколько шагов.

Князь Дажин кашлянул в кулак и обратился к советнику хана:

– Итак, чем я обязан такой честью – встретить гуннских вождей в моем скромном жилище?

– Великий князь Русколани, Антии и Боруссинии… – неуверенно начал Тагулай, Дажин при таких словах немного поморщился, но смолчал. – Я, личный советник хана великого гуннского народа Ухтамара, Тагулай, прибыл сюда, в твое великолепное жилище, которое словами описать…

– И я рад приветствовать тебя, сын гуннского народа, досточтимый Тагулай, – оборвал его на полуслове князь Дажин. – Может, обойдемся без титулов, гостям моим не пристало петь мне хвалебные песни – пусть это вороги делают.

Он рассмеялся. Несмотря на смущенность, Тагулай тоже улыбнулся. Глаза гунна кольнула существенная деталь: даже когда Дажин заливается смехом, его взор остается серьезным, даже стальным, и пронзает Тагулая насквозь, заставляет тщательнее подбирать слова.

– Твоя правда, вождь великих урусов, – согласился Тагулай. – Моего хана и меня интересует укрепление границ между нашими народами…

При этих словах брови князя медленно поползли к переносице.

– А разве мы с вами договора не держим уже много лет? Или кто-то воли нашей противится и нарушает?

– К счастью, обошлось без этого. Но, все же… все же мы хотим дополнительно скрепить дружбу с нашим народом… А также хотим иметь право торговли с ромеями в Суроже и Оливии.

Князь Дажин недовольно заерзал на троне.

– А разве вам чинят препятствия в торге в Оливии?

– Пока нет, но… нам также интересен Сурож…

– Сурож… – медленно проговорил Дажин, будто взвешивает каждую букву в слове, лицо сделалось серьезным, лоб наморщился. – Сурож – град своенравный… Даже я там почти не имею власти. Там все решают община, вече – так уж повелось во времена моих прадедов.

– Но они ведь русы, как и ты, великий Дажин…

Князь подался вперед, руки врезались в резные подлокотники, глаза сощурены.

– Скажи мне, Тагулай, верный слуга хана, а почему вдруг гуннов заинтересовала торговля с ромеями? Раньше вы не шибко-то торг вели, разве что рабами… Кстати, и из нашего народа.