Между прочим, фамилии в истории жанра славные. Первый автор знаменит романом «Ева будущего», в котором задолго до механической дивы из «Метрополиса» впечатляюще описана женщина-андроид; а второй — романом «Южное открытие», где этим самым открытиям и предвидениям несть числа…

И только после всех перечисленных явился Жюль Верн в компании своих верных последователей — Гюстава Ле Ружа, Андре Лори и Жозефа Рони-старшего; они представляли, в основном, сторону научную, а фантастику — Шарль Нодье, Теофиль Готье, Морис Ренар. А еще к НФ в XIX — первой половине XX столетия эпизодически обращались буквально все маститые французские писатели: Оноре де Бальзак, Ги де Мопассан, Дюма-отец, Луи Буссенар, Гастон Леру, Анатоль Франс, Андре Моруа, Марсель Эме, Анри Труайя (настоящее имя которого, кстати, Лев Тарасов), один из столпов литературного модернизма Альфред Жарри и знаменитый в свое время астроном, популяризатор науки и философ Камиль Фламмарион.

О таком генеалогическом древе можно только мечтать! Теперь по поводу количества.

Практически во всех западных странах научная фантастика совершала бурный спурт сразу вслед за появлением соответствующего печатного органа, всецело посвященного ей; таковым во Франции стал журнал «Фиксьон», издающийся с 1954 года. Именно тогда накатила первая волна переводов «с американского» — хотя девятый вал был еще впереди! — и поначалу журнал задумывался лишь как младший брат американского «Фэнтези энд сайнс фикшн». Однако новое издание сплотило вокруг себя местную литературную молодежь, а чуть позже к нему присоединилось еще два новых «Галакси» и «Саттелит». Так что в майском номере «Фиксьон» за 1959 год редактор журнала Алан Доремье, сам мастер короткого фантастического рассказа, не ради красного словца провозгласил явление «национальной школы». Казалось, вот он — Золотой Век, совсем как у американцев два десятилетия назад!

Но шестидесятые годы ожидаемого бурного роста не принесли: издаваемая во Франции фантастическая литература, хотя и сохраняла родные цвета (красный, белый, синий), но окрашены в них были все-таки преимущественно звезды и полосы. Лишь десятилетие спустя наступило некоторое оживление. И уже не только европейские критики, но и заокеанские, отдавали французской научной фантастике второе после СССР место 0 Старом Свете. А небывалый «разгул» местного фантастоведения вызывал изумление. Но…

Снова — «но». На протяжении всего прошлого десятилетия — ровное плато. Отношение к этой литературе по-французски легкое и не обязывающее: пуркуа бы и не па, как говорили в наше время… Книг издается предостаточно, конвенции бурлят, премии раздаются направо и налево, а вот мощной французской школы на родине Жюль Верна не видно и по сей день[15].

Может быть, дело в том, что лучшую — пришло время коснуться упомянутого литературного уровня — французскую научную фантастику создавали те, кто себя фантастом, в общем-то, не считал. В первую очередь, это Пьер Буль и Робер Мерль.

И все же отношение обоих с литературой, которую еще в конце 50-х годов местные критики прочили на смену бульварному «полицейскому роману», нельзя назвать легкомысленным флиртом. Три солидных романа (а если считать еще и философскую притчу «Мадрапур», то все четыре) у Мерля и, по крайней мере, шесть книг у Буля — казалось, эта любовь всерьез и надолго. Но Буль скончался в 1994 году, Мерль, насколько мне известно, еще год назад был жив, однако ничего фантастического более не написал.