- Сию же минуту, - сказал Дункан грубо. - перестань! Они любят видеть плачущих

Я сморгнула мои слёзы и поспешно кивнула, обратно взяв кисть. Я поднесла её обратно к холсту, едва представляя, что я делала.

- Скорее всего, ты сможешь поесть, когда придёт время ужина. Но не переусердствуй. Будь умной по отношению к тому, что ты ешь - и не удивляйся, если найдёшь что-то, что тебе нравится, в меню.

- Они действительно знают, как достичь своего, не так ли? - проворчала я.

- Да. - Даже не видя его, я могла сказать, что он улыбается, хотя его голос вскоре стал снова серьёзным. - Ты напоминаешь мне кое-кого, кого я знал здесь. Она была моим другом. Когда здешние “власти” поняли, что мы друзья, её увезли. Друзья - это бронь, а они не потерпят этого тут. Ты понимаешь, что я тебе говорю?

- Я-я думаю, что да, - сказала я.

- Хорошо. Потому что я хотел бы, чтобы мы были друзьями.

Музыкальный сигнал оповестил о конце урока, и Дункан начал собирать вещи. Он собрался уходить, и я обнаружила себя, задающей следующий вопрос:

- Как её звали? Твоего друга, которого забрали?

Он остановился, и взгляд боли, который пронзил его лицо, тут же заставил меня пожалеть о вопросе.

- Шанталь, - сказал он в конце концов, он перешёл практически на шёпот. - Я не видел её в течение года.

Что-то в его голосе заставило меня подумать,что она была больше чем другом. Но я не могла думать об этом слишком долго, в то время как я обрабатывала остальную часть сказанного им.

- Год… - повторила я эхом. - Из-за чего ты попал сюда?

Он грустно улыбнулся.

- Не забывай, что я сказал, Сидни. О друзьях.

Я не забыла. Когда он не заговорил со мной в течение оставшегося дня и вместо этого болтался с другими бросающимися в глаза и хихикающими заключёнными, я поняла. Он не мог уделить мне внимание, только не когда наши сокамерники и невидимые глаза алхимиков-надзирателей следили за нами. Но его слова загорелись во мне, придав мне сил. Друзья - это бронь. Я бы хотел, чтобы мы были друзьями. Я была заключена в это ужасное место, полное пыток и психического контроля… но у меня был друг - единственный друг - даже если этого никто и не знал. Это давало силы, и знание этого помогло выдержать любой урок, который был полон пропагандой против мороев, и поддержало меня, когда девушка в холле пробормотала, обозвав меня “кровавой шлюхой”.

Наш последний урок, на самом деле, был вовсе не урок. Это было занятие, называемое “временем причастия”, и это занятие проводилось в кабинете, который назывался святилищем, где по-видимому проводилась и воскресная церковная служба. Я заметила это, потому что это значило, что у меня будет время, которое я проведу в спокойствии. Это был красивый кабинет с высокими потолками и деревянными скамьями. При этом ни единого окна. Видимо они серьёзно пододошли к тому, чтобы исключить любой вариант побега, или, может быть, просто вид солнца и неба мог бы нас взбадривать.

Одна стена храма была вся в надписях, и , когда остальные заключенные вошли строем, я задержалась напротив нее. Здесь, на окрашенных белых кирпичах, были собственноручные записи тех, кто был тут до меня. Некоторые были короткими, вплоть до “простите меня” и “я нагрешил”. Другие были целыми абзацами с подробным осознанием злодеяний и того, как их авторы жаждали спасения. Какие-то были подписаны, какие-то анонимны.