- Вы не боитесь, что я могу очернить Ваш карандаш?- Слова вылетели прежде, чем я смогла их остановить.

Он усмехнулся.

- Можешь оставить его у себя.

Я повернулась к пустому холсту и смотрела на него несколько мгновений. Осторожно я разделила мой холст на четыре части и сделала всё возможное, чтобы сделать набросок вазы с фруктами, уделяя внимание на то, где какая деталь находилась по отношению к другой. Нарисовав часть, я заметила, что мольберт слишком высокий для меня, что усложняло мою дальнейшую работу, но я не могла понять, как он регулируется. Видя мои усилия, парень возле меня перегнулся и ловко уменьшил мольберт до более подходящей высоты, после чего он продолжил свою работу.

- Спасибо, - сказала я.

Ждущий меня холст был уменьшен, как бы это смешно ни звучало, я, наверно, почувствовала дружеский жест. Я попыталась снова сделать эскиз.

- Я видела, как мой парень делал это сотни раз. Я никогда не думала, что это занятие относится к некоторому типу своеобразной “терапии”.

- Твой парень художник?

- Да, - осторожно сказала я. Я не была уверена , что мне хочется говорить на эту тему. Благодаря Шеридан больше не было секретом то, что мой парень - морой.

Похоже это его позабавило, и он фыркнул.

- Хм, художник? Не слышал такого прежде. Обычно, когда я встречал таких девушек как ты - которые влюблялись в таких парней как он - всё, что я от них слышал, было то, какие они милые.

- Он действительно милый, - призналась я, любопытно, сколько таких девушек как я он встречал.

Он покачал головой, забавляясь и продолжая работу над своей картиной.

- Конечно. Думаю, он должен быть таким для тебя, раз ты так рискнула из-за него, да? Алхимики никогда не влюбляются в мороев, которые не милы и задумчивы.

- Я не сказала, что он был задумчивый.

- Он “очень милый” вампир, который рисует. Ты говоришь, что он не задумчивый?

Я чувствовала, что мои щёки немного краснеют.

- Он размышляет немного. Ладно… много.

Мой сосед снова усмехнулся, и мы оба рисовали в тишине некоторое время. А после он внезапно сказал:

- Я Дункан.

Я была так поражена, что моя рука дернулась и мой без того плохой банан, стал выглядеть ещё хуже. В течении трёх месяцев это были первые по-настоящему вежливые слова. Кто-то заговорил со мной.

- Я… Я Сидни, - автоматически сказала я.

- Я знаю, - сказал он.- И приятно с тобой познакомиться, Сидни.

Моя рука задрожала, вынуждая меня опустить кисть.Это свершилось.После месяцев отчуждения в темноте. я выдержала яркий, слепящий свет и обзывания моих сокамерников, и даже как-то уцелев, будучи с медицинской точки зрения больной, без слёз. Но этот маленький акт доброты, этот милый и обычный жест между двумя людьми… это меня почти сломило, хотя у меня ничего другого и не было. Это показало мне, насколько далека я была от всего: от Адриана, моих друзей, безопасности, здравомыслия… всего этого не было. Я была здесь, в этом полностью контролируемом мире тюрьмы, где моё каждое движение регулировалось людьми, которые хотели изменить мой образ мышления. И тут не было ни единого признака, который указал бы мне, когда освобожусь.