Когда Чарльз Дарвин работал над своей эволюционной теорией и по сути пытался доказать, что человек происходит от обезьяны, в Европе раздался глас возмущения. Когда Зигмунд Фрейд, спустя почти полстолетия, объявил сексуальное влечение фактором номер один и вознамерился толковать человека как существо, в первую очередь созданное своими влечениями, и объяснять большинство его психических расстройств неправильным обхождением с этими импульсами, снова наступило «светопреставление». И снова это была Церковь и ее реакция, которая (частично и по сей день) противилась такому представлению о человеке и подвергала его яростным нападкам. В обоих случаях основной мотив был одним и тем же: отказ признать «животную природу» человека, ни генетическую (Дарвин), ни сексуальную (Фрейд). Именно у Фрейда механизмы подавления прослеживаются особенно четко, ведь еще (языческие!) древнегреческие философы заклеймили сексуальность как «животное» влечение, которое любой ценой нужно преодолеть.
Разумеется, не следует иронизировать по поводу подобных реакций. За этим стоял скорее древний страх, даже паника, что весь кропотливый эволюционный процесс (который самым неожиданным образом, по крайней мере в том, что касается вопросов культурно-нравственного развития и истории искупления Христа, признали даже критики Дарвина) может быть поставлен под угрозу. Неужели и правда после многотысячелетнего развития не остается признать ничего другого, кроме того, что человек в сущности лишь животное и совершенно ничем не лучше? Мы еще вернемся к этому аспекту, когда будем заниматься атавистической магией. Пока же достаточно будет утверждения, что эти рассуждения из области эволюционной истории необходимы для формирования ясности по поводу нашей актуальной позиции и осознания, что мы несем в себе не только генетическое, но еще и мировоззренческое наследие наших предков.
Одно осталось неизменным до наших времен – страх сексуальности. Современная психология сделала свои заключения и выводы, исходя из этой человеческой «природы страха».
Если вы услышите психолога, рассуждающего о своей дисциплине, вы обратите внимание, что очень часто они поддерживают новое представление о человеке, которое каждый из нас в большей или меньшей степени уже усвоил – утопию о человеке, свободном от страхов. Еще Фрейд и Адлер хотели избавить человека от комплексов и неврозов. Гроддек стремился к тому же, работая со своей теорией психосоматики, и сегодня научные журналы пестрят такими определениями как «педагогика, основанная не на страхах и репрессиях», «избавление от страхов, связанных с сексуальностью», «непринудительное партнерство» и т. д.
Проверьте себя: считаете ли вы, что цель человека – быть свободным, насколько возможно, свободным от страхов и давления, от вытеснений, комплексов и неврозов, то есть от любого вида компульсивного поведения?
Эта точка зрения приводила к различным эксцессам, некоторые из них снова были практически забыты (тут можно вспомнить коммуны периода студенческих волнений или «воспитание свободой» по принципу Саммерхилла). После бурных 1960-х в психологии задержался, если применять немного утрированную формулировку, своего рода «идеал чистого человека»: большинство психологов и психотерапевтов, кажется, видят свою миссию только в «очистке» человеческой души. Все, что в ней не совсем «стерильно» и связано со страхами и комплексами, должно быть обнаружено и изжито.