Внутри шалаша было устроено из камней нечто вроде очага, на котором висели куски мяса, приготовленные для копчения. Около очага висели сабля и нож.

Но Лаццаро сильно мучила жажда, а он до сих пор еще не нашел, чем утолить ее; по всей вероятности, если у Мансура была вода, то он зарыл ее, но куда? Выйдя из шалаша, грек заметил около него довольно большой камень и решил, что Мансур прячет под ним воду. Отодвинув камень, он начал рыть землю и действительно очень скоро отрыл бочонок с водой.

Между тем ночь уже наступила, и вышедшая луна светила так ярко, что свет ее проникал в шалаш, куда лег Лаццаро, положив около себя заряженное ружье в ожидании возвращения Мансура.

Ночь подвигалась, луна светила по-прежнему ярко. Вдруг тишина была нарушена глухим далекий ревом, угрожающе пронесшимся по пустыне.

Лаццаро узнал этот рев: это был лев. Может быть, царь зверей нашел его след и в нем проснулась жажда человеческой крови?

Рев повторился. Затем все стихло. Грек внимательно смотрел и слушал. Вдруг его испугал шум за хижиной, он стал внимательно прислушиваться; может быть, это Мансур возвращался с другой стороны? Это было очень возможно.

Лаццаро тихонько взялся за ружье, приготовившись к нападению.

Он ясно услышал, что кто-то приближается к шалашу.

Наконец Лаццаро увидел посетителя! Холодный пот выступил у него на лбу и волосы встали дыбом – громадный лев приближался к жилищу, слегка махая хвостом.

Лаццаро устремил на льва свой устрашающий взгляд, но темнота ночи уменьшила его силу.

Лаццаро должен был принять какое-нибудь решение, чтобы спастись, так как лев увидел его.

Когда щелкнул курок ружья, лев сделал прыжок и прилег в некотором отдалении от входа в шалаш. Его хвост лежал на земле, а налитые кровью глаза сверкали. Он лежал, готовясь броситься на добычу.

Лаццаро прицелился в глаз своему врагу, схватка с которым совершенно разрушила намерения грека. Легко могло случиться, что гром выстрела привлечет Мансура, тем не менее Лаццаро не мог колебаться, так как лев уже готовился к прыжку.

Лаццаро прицелился, но рука его дрожала. Выстрел грянул и громко раздался в тишине, лев испустил короткий рык, казалось, что пуля ранила его, и одним прыжком он был в шалаше, затрещавшем под его тяжестью; но ярость помешала ему сделать точный прыжок, грек успел отскочить в сторону и, воспользовавшись мгновением, бросил в сторону разряженное ружье и выхватил из-за пояса кинжал.

Но раненый лев не потерял из виду своего врага и приготовился к новому прыжку. Настала минута, когда только чудо могло спасти Лаццаро.

Видя, что ему не уйти, грек повернулся лицом к хищнику, готовясь встретить его с кинжалом в руке.

Страх придал особенную силу взгляду Лаццаро, и лев на мгновение был устрашен…

Это было странное зрелище! Животное лежало в нескольких шагах от грека и не шевелилось. Его кровавые глаза были как бы прикованы к взгляду грека. Но как долго могло продолжаться это единоборство?

Лаццаро не шевелился… сердце у него перестало биться, он знал свою судьбу, если пошевелится, и, не переводя дыхания, искал возможность для спасения.