— Ты был в Освенциме? — спрашивает комендант.

— Да, герр.

— Ты работал там татуировщиком?

— Да, герр.

— Значит, ты еврей?

— Нет, герр, я католик.

— Да? — Комендант поднимает бровь. — Не знал, что в Освенциме были католики.

— Там были представители всех религий, герр, а также уголовники и политические.

— Ты уголовник?

— Нет, герр.

— И ты не еврей?

— Нет, герр. Я католик.

— Ты дважды ответил «нет». Спрошу тебя только один раз. Ты еврей?

— Нет, не еврей. Вот, разрешите мне это доказать.

С этими словами Лале развязывает бечевку на поясе штанов, и они падают на пол. Потом засовывает пальцы под верх трусов и начинает спускать их.

— Хватит. Мне необязательно это видеть. Ладно, можешь идти.

Натягивая штаны, Лале пытается сдержать дыхание, которое вот-вот выдаст его, и поспешно выходит из кабинета. В приемной он останавливается и плюхается на стул. Офицер, сидящий за ближайшим столом, смотрит на него:

— Что с тобой?

— Все хорошо, только немного кружится голова. Не знаете, какое сегодня число?

— Двадцать второе, нет, погоди, двадцать третье апреля. А что?

— Ничего. Спасибо. До свидания.

Снаружи на территории лагеря лениво сидят и бродят заключенные, у охранников еще более ленивый вид. Три года. Вы украли три года моей жизни. Не получите больше ни одного дня. Зайдя за бараки, Лале идет вдоль ограждения, трясет его, выискивая слабые места. Вскоре находит. На уровне земли ограждение отстает, и Лале удается оттянуть его на себя. Не удосужившись даже посмотреть, следит ли за ним кто-нибудь, он проползает под забором и спокойно уходит прочь.

Лес защищает его от фашистских патрулей. Углубляясь в заросли, он слышит звуки канонады и винтовочный огонь. Он не знает, идти ему навстречу или бежать в противоположную сторону. Во время короткого затишья он слышит журчание речки. Чтобы дойти до нее, ему надо приблизиться к зоне перестрелки, но у него всегда был хороший внутренний компас, и это направление кажется правильным. Если на той стороне речки русские или даже американцы, он с радостью сдастся им. По мере того как дневной свет меркнет и наступает вечер, Лале замечает в отдалении вспышки орудийного огня и пушки. Все-таки ему хочется дойти до воды в надежде, что там будет мост и дорога. Когда он добирается туда, то видит довольно широкую реку. Он всматривается в противоположный берег, прислушиваясь к орудийным залпам. Должно быть, это русские. Я иду к вам. Лале погружается в воду, а та оказывается ледяной. Он медленно плывет через реку, стараясь грести бесшумно и не обнаружить себя. На миг остановившись, он поднимает голову и прислушивается. Орудийные залпы приблизились.

— Черт! — бормочет он.

Лале замирает, предоставив течению вынести себя прямо под перекрестный огонь. Когда ему наконец удается благополучно миновать опасное место, он изо всех сил устремляется к дальнему берегу. Там он вылезает из воды и укрывается под деревьями. Дрожа от холода, он засыпает.

Лале просыпается, почувствовав на лице солнечные лучи. Одежда на нем частично высохла. Ему слышен шум реки, бегущей под ним. Он ползет на животе через кусты, укрывшие его ночью, и добирается до дороги. По дороге идут русские солдаты. Несколько минут он наблюдает, опасаясь стрельбы. Но солдаты в благодушном настроении. Он решает попробовать попасть домой по ускоренному плану.