— И ты думаешь, что доживешь до этого? — Барецки улыбается.

— Да, доживу.

Барецки кладет руку на кобуру с пистолетом:

— Я могу прямо сейчас разбить твое зеркало.

— Вы этого не сделаете.

— Ты слишком долго пробыл на холоде, Татуировщик. Иди согрейся и приди в себя. — Барецки уходит.

Лале смотрит, как он уходит. Лале знает: если бы когда-нибудь они встретились темной ночью на равных условиях, именно он ушел бы. Лале без всяких колебаний отнял бы жизнь у этого человека. Последнее слово было бы за ним.

Однажды утром в конце января Гита, с трудом пробираясь по снегу, бежит в сторону барака Лале, куда он запретил ей приходить.

— Что-то происходит! — кричит она.

— Что ты имеешь в виду?

— СС, они странно себя ведут. Похоже, у них паника.

— Где Дана? — озабоченно спрашивает Лале.

— Не знаю.

— Разыщи ее, возвращайтесь в ваш барак и ждите меня.

— Я хочу остаться с тобой.

Он отодвигает ее от себя, не давая приближаться.

— Поспеши, Гита, разыщи Дану, и идите в свой барак. Когда смогу, я приду и найду вас. Мне нужно разузнать, что происходит. Уже несколько недель не привозят новых заключенных. Это может быть началом конца.

Она поворачивается и неохотно уходит.

Он направляется к администрации. Осторожно входит в контору, такую знакомую — несколько лет он получал здесь расходные материалы и инструкции. Внутри царит хаос. Эсэсовцы вопят на испуганных работниц, съежившихся за своими столами, отбирают у них журналы, карточки и документы. Мимо Лале торопливо проходит служащая СС с охапкой документов и бухгалтерских книг. Он натыкается на нее, и она роняет бумаги.

— Простите. Давайте помогу.

Оба нагибаются, чтобы собрать бумаги.

— С вами все в порядке? — вежливо спрашивает он.

— Думаю, ты останешься без работы, Татуировщик.

— Почему? Что происходит?

— Мы эвакуируем лагерь, — шепчет она, наклонившись к Лале, — начиная с завтрашнего дня.

У Лале падает сердце.

— Что происходит, вы можете мне рассказать? Прошу вас.

— Русские, они уже близко.

Из конторы Лале бежит в женский лагерь. Дверь в блок 29 закрыта. Снаружи никакой охраны. Войдя, Лале обнаруживает женщин, которые жмутся друг к другу в глубине барака. Даже Силка здесь. Они собираются вокруг него и забрасывают вопросами.

— Все, что я знаю, — это то, что СС, похоже, уничтожает документы. Одна женщина сказала, что русские близко.

Он не сообщает им новость о том, что лагерь начнут завтра эвакуировать, чтобы не пугать их. Он ведь не знает, куда именно.

— Что, по-твоему, эсэсовцы сделают с нами? — спрашивает Дана.

— Не знаю. Будем надеяться, что они сбегут и позволят русским освободить лагерь. Попытаюсь выяснить что-нибудь еще. Потом вернусь и расскажу. Не выходите из барака. Наверняка снаружи бродят охранники. — Он берет Дану за руки. — Дана, я не знаю, что может произойти, но, пока есть шанс, хочу сказать, насколько я благодарен тебе за то, что ты подруга Гиты. Знаю, ты много раз поддерживала ее, когда она готова была сдаться.

Они обнимаются. Лале целует ее в лоб, а потом подталкивает к Гите. Поворачивается к Силке и Иване и крепко обнимает их.

— Ты самый отважный человек из тех, что я встречал, — говорит он Силке. — Не надо винить себя за то, что с тобой случилось. Ты невинна, помни об этом.