— Боюсь, я не смогу больше тащить ее в «Канаду», — говорит изможденная Ивана.

— Ей станет лучше, — настаивает Дана. — Всего несколько дней.

— Где Лале достал лекарство?

— Нам знать не обязательно. Просто будь благодарна за это.

— Думаешь, уже слишком поздно?

— Не знаю. Давай укутаем ее и постараемся, чтобы она пережила ночь.

На следующее утро Лале издали наблюдает, как Гиту опять тащат в «Канаду». Он видит, как она пару раз пытается поднять голову, и это наполняет его радостью. Теперь ему надо разыскать Барецки.

Основные офицерские казармы находятся в Освенциме. В Биркенау у них лишь небольшое здание, и именно сюда приходит Лале в надежде поймать Барецки. Тот появляется через несколько часов и удивляется, увидев, что Лале ждет его.

— У тебя мало работы, да? — спрашивает Барецки.

— Хочу попросить вас об одолжении! — выпаливает Лале.

Барецки прищуривается:

— Никаких больше одолжений.

— Может быть, когда-нибудь я смогу сделать что-нибудь для вас.

— Что такого ты можешь для меня сделать? — хохочет Барецки.

— Нельзя сказать заранее. А вам не хотелось бы оказать услугу про запас, на всякий случай?

— Что ты хочешь? — вздыхает Барецки.

— Это Гита…

— Твоя подружка.

— Вы можете перевести ее из «Канады» в административный корпус?

— Зачем? Полагаю, ты хочешь, чтобы она была в помещении с отоплением?

— Да.

Барецки стучит ногой:

— Это может занять день или два, но попробую что-то сделать. Ничего не обещаю.

— Спасибо.

— Ты мой должник, Татуировщик. — Он ухмыляется, поглаживая офицерскую тросточку. — Мой должник.

— Пока нет, но надеюсь стать им, — с напускной храбростью говорит Лале.

Он уходит прочь бодрым шагом. Может быть, ему удастся сделать жизнь Гиты более терпимой.

В следующее воскресенье Лале медленно идет с выздоравливающей Гитой. Ему хочется обнять ее, как это делают Дана и Ивана, но он не решается. Хорошо просто быть рядом с ней. Она очень быстро выбивается из сил, а сидеть слишком холодно. На ней длинное шерстяное пальто, без сомнения взятое девушками из «Канады», и СС не возражает. Лале наполняет глубокие карманы пальто едой и отправляет девушку в ее барак отдохнуть.

На следующее утро офицер СС ведет дрожащую Гиту в главный административный корпус. Молодой женщине ничего не сказали, и она автоматически боится самого худшего. Она болела и теперь очень слаба. Начальство явно решило, что от нее никакой пользы. Пока офицер разговаривает с младшим по чину, Гита оглядывает большую комнату. Тут стоят зеленые столы и шкафы для хранения документов. Все предметы на своих местах. Больше всего ее поражает тепло. Эсэсовцы тоже здесь находятся, поэтому есть отопление. Женщины, заключенные и штатские, молча и быстро работают, опустив головы, — пишут, сшивают документы.

Конвойный офицер подводит Гиту к служащей, и Гита спотыкается от слабости после перенесенного сыпняка. Служащая грубо отталкивает ее. Потом хватает Гиту за руку, рассматривает татуировку, после чего тащит ее к пустому столу и усаживает на твердый деревянный стул, рядом с другой узницей, одетой так же, как она. Эта девушка не поднимает глаз, стараясь казаться меньше, незаметней, чтобы не привлекать внимания офицера.