Не имея ни личности, ни воли, он не мог и не стал смеяться над тем, как я тонул в океане боли.

У Преисподней есть название. Деджагор — имя ей. И все же Деджагор — лишь меньший из ликов Ада.

Из величайшего же мне удалось бежать. Еще раз.

Ни воли, ни личности…

Ветер метет равнину сияющего камня, но ничто не колыхнется на ней. Опускается ночь, и ветер умирает. Равнина стряхивает с себя тепло, и пробуждаются Тени. Лунный свет озаряет безмолвие камня.

Равнина простирается на все четыре стороны света, не имея границ, различимых изнутри, однако центр ее определен вполне. То — эпическое строение из того же камня, что и равнина, и столпы ее.

Ничто не шелохнется в бездвижности той, лишь дрогнет порою дымка в лучах света, пробивающихся сквозь врата сна. Тогда Тени отсиживаются в укромных уголках. И так, в едва уловимых биениях сердца тьмы, протекает их жизнь.

Воли — нет. Личности — нет.

И Копченого — нет.

Только боль. Такая, что и Копченый покинул меня. Теперь я — лишь раб воспоминаний.

Теперь я — дома. В обители боли.

A-а, вот и ты!

Вот мы и снова встретились. Ты опять куда-то пропал…

…существо, хоть и безлико, однако ж довольно улыбается…

Ночь была полна приключений, верно? И забавы еще не кончены. Вон, гляди. Черный Отряд со вспомогательными подразделениями начал атаковать тенеземцев. А то — прут на рожон, словно до смерти желают пожить в стенах Деджагора…

Гляди, вон двойники и иллюзорные солдаты, чтоб заманивать южан в засады или же заставлять выдать себя.

А, ладно. Идем назад, на стену. Мелочь, а ведь о ней саги сложить могут…

Бой переместился на восточный конец города. Вряд ли кто-то еще здесь торчит. Несколько человек несут вахту на стене, и все. Да еще несколько нерасторопных тенеземских пластунов отсиживаются там, в темноте, и на все им плевать. Иначе не пропустили бы того малыша, что, наподобие паука, спускается со стены по веревке.

И с чего бы это двухсотлетнему волшебнику четвертого разбора лазать по веревкам, да еще туда, где поджидают его отнюдь не дружелюбные смуглые карлики? А ежели им захочется поплясать на его животе?

Раненый жеребец загадочной колдовской породы перестал визжать. Наконец-то… Подох. Но зеленоватый пар до сих пор поднимается из раны, а края ее все еще мерцают.

Там? Ну да. Взгляни. Просто дьявольски выглядят в этой багровой дымке. Хотя идут сюда вроде бы не за тем, чтобы пожрать весь город, как думаешь?

Что это? Тенеземцы за стеной заметались, словно лиса в курятнике. И в криках их — неподдельный ужас: что-то темное мечется среди них. Гляди, человека утащило.

Света теперь мало, центр битвы сместился. Старикан наш черен, словно сердце самой ночи. Думаешь, зоркости смертного хватит, чтобы заметить, как он снует меж мертвецов? Куда это он? К дохлому коню Тенекрута?

Кто бы мог подумать… Да он с ума сошел!

И эта ползучая тьма тоже направляется туда. Видал? Как глаза вспыхнули красным в зареве городских пожаров… Нет, каков дурень, ему бы прочь бежать, а он… Плохо может обернуться такое упрямство.

Вот черный человечек пропал. Остановился. Значит, услыхал-таки… И снова побежал к мертвому жеребцу. Копье свое хочет забрать! Может, такое безумство и имеет смысл. Он над этим копьем здорово потрудился.