Огненный шар врезался в землю в четырехстах футах от степы и продолжал гореть, освещая округу, пока южане на забросали его песком, заготовленным для тушения наших зажигательных снарядов.

— Одноглазый! Где же он? Клетус, продолжай в том же духе. Кто у нас за гонца? Нога? Ступай, отыщи Гоблина с Одноглазым… Нет, стой. Вот один из этих маломерков безмозглых.

— Звали, ваша милость? — осведомился Одноглазый.

— Ты что, пьян?! Готов, наконец, браться задело? — Свечение по ту сторону, сделавшееся еще более зловещим, он заметил без моей подсказки. — Что это такое?

Одноглазый поднял руку:

— Терпение, чертоголовый.

Туман — дымка? пыль? — сгустился и двигался по направлению к городу. Свет стал ярче. Ничего особо вдохновляющего не произошло.

— Говори, старина. Не время рассусоливать.

— Это дымка, Мурген, никакой не туман. И она не скрывает свет — свет исходит от нее.

— Чушь собачья. В их лагере…

— Это — нечто другое, Мурген. Здесь работают две вещи одновременно.

— Три, недоумок, — заявил подошедший во всей красе Гоблин, от коего явственно попахивало пивком.

Как видно, на тайной пивоварне дела шли замечательно, с кавалеристами все устроилось благополучно, и они с Одноглазым могли порой устраивать себе увольнения, пока все остальные в Черном Отряде обороняют Деджагор.

Бог им в помощь, если Могаба узнает, что они делают с отложенным для лошадей зерном. Пальцем не шевельну ради их спасения.

— Что?! — гавкнул Одноглазый. — Мурген, этот тип — сплошная ходячая провокация!

— Гляди сам, пустая голова, — возразил Гоблин, — Уже начинается.

Одноглазый замер и испуганно ахнул. Я, будучи невеждой в черной магии, уловил суть происходящего не столь быстро.

В клубах сияющей пыли змеились тончайшие тени, и меж ними сновало взад-вперед нечто — наподобие ткацкого челнока либо паука. Паутина — или же сеть — что-то такое возникало в сверкающей пыли.

Недаром его зовут Тенекрутом…

Мерцающее облако разрасталось, делаясь ярче.

— Вот пакость, — пробормотал Гоблин. — Что будем делать?

— Именно это я уже пять минут пытаюсь из вас, клоунов, вытянуть! — рявкнул я.

— Ну!..

— Может, сюда обратите внимание, если там ничего сделать не можете? — заорал Бадья. — Мурген, эти дурни забросили слишком много веревок; мы не справляемся… А, ч-черт!

Еще одна волна крючьев, просвистев в воздухе, накрыла стену. На мгновение веревки натянулись — определенно, какой-то идиот пытался взобраться наверх.

Ребята усердно работали ножами, мечами и топорами. Двойники торчали вокруг с самым угрожающим видом. Кто-то из наших проворчал, что, имей он хоть каплю ума, наточил бы ножи загодя.

— Меньше бы по бабам шлялся, на все бы время нашлось! — напомнил Рыжий.

Я принялся рубить веревки, однако не забывал оглядываться, присматривая за свечением и паутиной, сплетавшейся внутри него.

Гоблин взвыл — его чиркнуло посланной из-за стены стрелой. Рана на щеке была самой пустячной — стрелы достигали нас уже на излете. Гоблин был зол оттого, что судьба осмелилась показать ему спину.

Он заплясал на месте. Могущественные заклятья, исторгаемые его устами, словно бы окрасились в нежные радужные тона. Он воздевал руки, на губах его выступила пена. Он визжал, прыгал, хлопал в ладоши…