Полина снова плюхнула лапами по воде, дети взвизгнули, а Демьян стер с лица холодные брызги. Лосося сюда регулярно подвозили и выпускали, иначе с аппетитами супруги тут скоро остались бы одни лягушки. Вот и сейчас: уже наелась, а жадничает. Морда в крови и икре, а дальше прыгает за толстой форелью. Играется.
Поля, зажав в пасти очередную бьющуюся добычу, вальяжно вышла на берег, отряхнулась, подозрительно посмотрела на затаивших дыхание детей и вдруг потрусила к одному мальчишке лет четырех, стала тыкать ему в лицо рыбиной. Ешь, мол, медвежонок.
Сидящая неподалеку в группе женщин мать ребенка вскинулась, ахнула.
– Оставайтесь на месте, – рявкнул Демьян, не оборачиваясь.
Сзади раздались сдавленные всхлипы и утешающий голос леди Редьялы.
Дитя верещало, смеялось и отбивалось, пачкаясь в слизи и крови, и Полина, рыкнув от недогадливости младой поросли, сунула рыбину еще какой-то девочке, еще одной. Посопела, помотала головой от досады и села на мохнатую задницу, расстроенно взревывая. В какой-то момент вгляд черных звериных глаз остановился на Демьяне – и он отчетливо увидел, как напряженно работает в ее большой голове мысль, как осторожность борется с материнским инстинктом.
«Я помогу, – сказал он мысленно, очень внятно. – Накормлю их. Давай. Покажу».
Она с опаской склонила голову.
«Иди сюда, Поля. Накормлю детей. Медвежата хотят есть».
В ее реве ясно слышалось недоверие.
«Вкусная рыба. Хорошая охотница. Дай. Накормлю».
Наконец медведица решилась – кинула рыбу перед ним, отошла немного, наблюдая. Бермонт медленно взял тяжеленную рыбину, выпустил когти, вырвал ей жирную спинку, напластал как мог. Дети вокруг возбужденно принюхивались, толкались под локоть, уже тянули руки, и через пару минут на берегу шел самый настоящий пир. Немного негигиеничный с точки зрения человека – ну так и находящиеся там были не совсем людьми.
Пол поскакала в воду. Притащила еще. И еще. Ели дети, пачкаясь в жиру, ел Демьян, и с его разрешения к охоте присоединились и женщины. Часть вытирала чад салфетками и пластало рыбу, часть распределилась по берегам пруда, устраивая местный геноцид лососю, – в том числе и матушка короля, леди Редьяла. Вот это было веселье! Брызги взлетали до небес, а победный и разочарованный рев был слышен, наверное, и на окраинах Ренсинфорса.
Поля в конце бросила бегать туда-сюда и улеглась чуть поодаль, умиротворенно наблюдая за сытым медвежьим стадом. Медведицы выходили из воды, оборачивались одна за другой, одевались – и ее величество очень внимательно смотрела на это. Внимательно и озадаченно. Пока не увели детей, не ушел по каким-то своим делам человек, пахнущий как большой медведь – тогда она потрусила в лесок, в облюбованную ямку у дерева, и там задремала от сытости и усталости.
Медведице иногда снились сны. Она не могла сказать, что это было. Не понимала, не воспринимала и тревожилась из-за этого.
Там, во снах, она ходила на двух лапах, и изо рта ее вылетал не рев, а те же непонятные звуки, которыми общались периодически навещающие медведицу гости. Там почти не было запахов. Там было много разных незнакомых людей, серые каменные громады со светящимися прорезями в них, странные ревущие животные с огненными глазами. Не живые, но двигающиеся.