— Ну вот и все, — удовлетворенно сказал Лаврик. — Твой номер по-прежнему чист, как помыслы трехлетнего карапуза. Это хорошо. Дай-ка я тоже кофейку... — он налил себе полную чашку из большого серебряного кофейника, отпил немного, уставился на экран со столь же ностальгической тоской. — Ах, Сандра... Ох, Сандра... Как молоды мы были... Все. Как мы не верили, что когда-нибудь состаримся... Знаешь, дело прошлое, но теперь рассказать можно — и жизнь не та, и мы не те, и замполитов сто лет как нет. Был я однажды на ее «живом» концерте. Еще когда она пела в «Арабесках», с этими двумя коряжками.

— Это как же ты ухитрился? — с некоторым недоверием спросил Мазур. — Вся наша тогдашняя бандочка мечтала на ее живой концерт попасть, но как-то так получалось: когда она приезжала в Союз, никого из нас в Союзе не было, как ведьма какая ворожила. И тебя тоже. Уж тогда бы ты неделю хвастал, как любой, наверно, из нас...

— Да это не дома, — безмятежно сказал Лаврик. — В Амстердаме. Ей тогда и восемнадцати не было, без каких-то месяцев...

Мазур пытливо посмотрел на него. Лаврик ответил чистейшим, незамутненным ангельским взглядом, прекрасно Мазуру знакомым за сорок с лишним лет.

— Так-так-так... — сказал Мазур. — Я не супершпион, как ты, но тут не такая уж хитрая дедукция нужна. Сандре не было и восемнадцати, Амстердам... Это могла быть только операция «Канал». В ходе которой нам всем категорически запрещалось посещать какие бы то ни было места скопления народа — от митингов за мир до кабаков. Не говоря уж об эстрадных концертах. Вот только однажды вечером кое-кто прочно слег в постель с подозрением на легкое пищевое отравление, ему вкатили кучу лекарств, дали снотворное, велели до. утра не беспокоить...

— Черт знает какую дрянь можно было сожрать в Амстердаме, даже во вполне приличном кафе, — ухмыльнулся Лаврик.

—Ага, — уверенно сказал Мазур. — В полном соответствии с указаниями нашего эскулапа тебя и не тревожили в номере до утра, а утром тебе полегчало. Ты, конечно, не в окно вылезал? Мы тогда на четвертом этаже жили, улица была ярко освещена, полицаи ходили...

— Я ж не супермен, — еще шире ухмыльнулся Лаврик. - Как культурный европейский человек, прошел по коридору. Правда, в паричке, с дурацкими приклеенными усиками, в очочках с простыми стеклами, с парой вкладышей за щеки и зубной накладкой. Этакий провинциальный учителишка. Вполне вписался в толпу.

— Огрести мог, - покачал головой Мазур.

— При провале, — серьезно сказал Лаврик. - Но я все рассчитал и пришел к выводу, что риск провала минимальный. И Сандра того стоила. Кирилл, ты бы видел ее во всем очаровании неполных восемнадцати лет... Всего-то из третьего ряда...

— Погоди-ка, — сказал Мазур. — Кто-кто, а Генка Лымарь, царство ему небесное, симулянта, мог отличить за километр, о чем бы речь ни шла. Значит, он...

— Ага, — безмятежно сказал Лаврик. — Он меня прикрыл. Потому что понял. Сам, правда, со мной идти не рискнул, не хотелось ему угодить судовым врачом куда-нибудь на Тихоокеанский флот, и хорошо еще, если на эсминец, а не в береговую службу... Ну, а по мне — Сандра стоила риска... Бог ты мой, какая была девочка, и как пела! Нынешние так не умеют, у них синтезаторы, «фанера», силикон во всех местах, по сцене в трусах скачут...