Какое-то время они откровенно, но со всей дипломатичностью разглядывали друг друга, бог знает, какое впечатление о Мазуре сложилось у президента. Мазур же увидел совсем не того человека, который выступал по телевизору перед какой-то, несомненно, респектабельной аудиторией. Сейчас он выглядел так, каким, должно быть, предстает перед аудиторией поплоше или совсем простой: вид совершеннейшего простака. Надень вместо костюма грубую рубаху здешнего пеона и латаные портки - получится совершеннейший чоло из глухой провинции. А это о многом говорило, есть несколько профессий, где действует железное правило, прямо-таки закон природы: чем большим простаком человек выглядит, тем он умнее, хитрее и, да что там, коварнее. Политиков это касается даже сильнее, чем разведчиков.

Быть может, слухи о матушке президента и его вовсе не гачупинском происхождении были правдой, ровным счетом ничего от аристократа-гачупино. Мазур видел перед собой словно бы русского мужичка, простягу на вид и большого хитрована по жизни.

Ага, президент и сейчас красовался с красивым знаком на лацкане, где герб Санта-Кроче был дополнен красивым золотым орнаментом-рамкой с толстой распахнутой книгой внизу — должно быть, олицетворявшей закон. Лаврик ему и это объяснил: в точности как в конце восемнадцатого века, в Швеции, когда там безраздельно правил парламент, а король был даже декоративнее польского, он все же имел постоянное место в парламенте и в качестве утешительного приза — два голоса вместо одного. Точно так же обстояло и здесь: по старой традиции, президент — постоянный член парламента, и у него не один голос, а два. Вполне возможно, эту традицию занесли сюда как раз шведы, которых тоже хватало среди юропо. Как бы там ни было, при наличии сильной парламентской оппозиции что в Швеции, что здесь, дополнительный голос, в общем, ничего не решал и ни на что не влиял. Очень уж редко случается, чтобы какое-нибудь судьбоносное решение зависело от одного-единственного голоса. Хитрушка тут в другом: как член парламента, президент обладал и депутатской неприкосновенностью, дававшей нешуточные привилегии: например, отдать под суд депутата можно было только в том случае, если за это проголосует три четверти парламента (чего за всю историю Санта-Кроче никогда не случалось — даже ненавистники означенной персоны прекрасно понимали, что завтра могут оказаться в том же положении, а посему — с Дона выдачи нет...). Интересно, что на фонаре оказывались или получали пулю в лоб только те президенты, что из гордыни и недальновидности членством в парламенте не озаботились — в противном случае парламент опять-таки единым фронтом выступал против зарвавшихся мятежников — из чистого принципа. Двоих президентов именно по этой причине пришлось всего-навсего выслать за границу, хотя их скальпов жаждали многие. Правда, это случалось лишь в тех случаях, когда парламент был реальной силой, с которой следовало считаться, в случае его откровенной слабости на неприкосновенность плевали...

Никакой лакей так и не появился — президент демократично разлил кофе сам, потом наполнил рюмки приятно благоухающей коричневой жидкостью И взял не чашку, а бокал с ромом, так что Мазуру пришлось последовать его примеру Здешний ром и в самом деле оказался весьма приятным питьем, дождавшись, когда Мазур прожует ломтик копченого мяса, президент взял сигару из серебряного ящичка, ловко обрезал кончик миниатюрной гильотинкой, предложил Мазуру. Мазур вежливо отказался сказав, что привык к сигаретам — и достал свои.